— Вам меня жаль, мисс Херст?
— Жаль?
— Ну вот Флора ведь считает, что меня следует расстрелять.
Флора захихикала, но Лавиния не проронила ни слова, продолжая смотреть на него.
— У вас был грустный вид. Это ведь была всего лишь шутка.
— Мисс Херст таких шуток не любит, папа. Однажды, когда я заговорила о виселицах, она прямо-таки побелела. Ведь правда, мисс Херст?
— Это потому, без сомнения, что она отзывчивее, чем ты. Ну ладно, мне надо идти, — Дэниел снова заговорил быстрым, небрежным тоном, прежняя задумчивая интонация исчезла. Взяв Лавинию за руку, он сказал: — До свидания, мисс Херст. Я перед вами а долгу. До свидания, озорница. — Он поцеловал Флору в лоб, и лоб Лавинии при этом тоже как-то странно защекотало, словно бы он прикоснулся к нему губами. — Будьте осторожны. Не допускайте, чтобы с вами что-либо случилось в мое отсутствие.
Флора все еще пребывала в состоянии эйфории.
— Дорогой папа! Да что может с нами случиться?! Вы и уезжаете всего на четыре дня!
— Я думаю, за четыре дня очень многое может случиться, — саркастически заметила Лавиния. Виселица, грозившая Робину... Пристальный взгляд Дэниела... Этот поцелуй, словно бы предназначавшийся ей. Она чувствовала себя взвинченной, напряженной и, по какой-то непонятной причине, преисполненной опасений. С отъездом хозяина и хозяйки дом будет казаться странно пустым и незащищенным.
Но все было в порядке. Поездка в Дувр и утреннее хождение по магазинам оказались очень удачными. В магазинах с Флорой всячески носились. Для нее поставили специальную кушетку, на которой она могла расположиться полулежа, весь товар ей подносили, чтобы она могла его тщательно осмотреть и выбрать то, что ей понравится. Тут были ткани, ленты, бальные туфельки, перевязанные атласными ленточками, и восхитительная соломенная шляпка, отделанная розовыми бутончиками. Лавиния видела, что Флора чувствует себя важной дамой. Она махала рукой, требовала подать ей что-то «вон оттуда», а потом, перехватив взгляд Лавинии, забавлявшейся ее поведением, вдруг смутилась и в знак протеста стала еще более надменной.
Однако ясно было одно: когда она чувствовала себя счастливой, как например в данный момент, в ее внешности появлялась какая-то неуловимая, готовая в любой миг ускользнуть, мимолетная прелесть. Возможно, даже, став взрослой, она превратится если не в истинную красавицу, то в очаровательную и привлекающую к себе внимание женщину. И Лавиния вдруг почувствовала, что ей хочется увидеть, как это произойдет, и она поняла, что позволяет временной ситуации, в которой она очутилась, перерасти в нечто гораздо более постоянное. Проведя вдали от Винтервуда всего несколько часов, она ясно сознавала, что всей душой стремится вернуться туда и вновь увидеть издали большой суровый дом на холме. За столь короткий срок она позволила не только обитателям этого дома, но и самому дому завладеть ее сердцем. Он надолго останется в ее снах.
— А теперь, — произнесла своим надменным голосом Флора, — покажите нам ткани, подходящие для вечернего платья моей компаньонки, мисс Херст.
Когда Лавиния запротестовала, Флора царственным жестом отмахнулась от нее:
— Помолчите, мисс Херст. Я хочу выбрать сама.
На мгновение Лавинию охватил панический страх, что ее единственное драгоценное платье придется шить из какого-нибудь кричащего материала, который может понравиться только ребенку. Но у Флоры оказался превосходный вкус. Она настояла на отрезе зеленовато-серой тафты, цвет которой, по ее словам, очень подходит к цвету глаз дорогой мисс Херст.
Флора распорядилась, чтобы эту покупку упаковали и положили вместе со всеми остальными, но стоимость не вносили в счет. Ее она желала оплатить лично. Прежде чем Лавиния успела ее остановить, она вытащила свою маленькую бисерную сумочку и вынула из нее два соверена[10].
— Это мой подарок, — сказала она и добавила еле слышно: — Ради Бога, не устраивайте сцен.
В этом было что-то смешное: они как бы вдруг поменялись ролями. Лавиния изо всех сил старалась сладить с поднимавшимся в душе чувством негодования на судьбу, поставившую ее в такое положение, когда она вынуждена принимать подарки от ребенка.
Управляющий проводил их из магазина с поклонами, причем Флоре даже в объятиях Джозефа удалось сохранить высокомерную мину.
— Флора, я, право же, не могу принять подобный подарок.
— Уметь красиво принимать подарки так же важно, как и уметь красиво их дарить, — сказала Флора, поджав губы. — Боюсь, что принимать вы умеете не слишком-то хорошо, мисс Херст.
— Да, боюсь, что так.
— В таком случае постарайтесь начать исправляться, — заявила своим наставительным тоном Флора. Однако почти сразу же вслед за этим она снова превратилась в ребенка. — Мисс Херст, как по-вашему, могу я сегодня вечером надеть мои новые, туфли? Дядя Тимоти всегда просит, чтобы Эдвард и я пили с ним чай, когда мамы и папы нет.
— Конечно, можешь надеть. Если только ты не слишком устала.
Случилось так, что леди Тэймсон чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы тоже спуститься к чаю. В гостиной стало совсем весело, потому что мистер Буш также пришел и показал себя прекрасным пианистом. Он доверительно сообщил Лавинии, что отец его музыкант и его заветная мечта тоже стать музыкантом. Он все бросал на нее восхищенные взгляды, и она понимала, что ему страшно хочется спросить, о чем она мечтает для себя.
Лавиния не желала, чтобы его подглядывания испортили вечер. Она схватила за руки Эдварда и заявила, что они сейчас будут с ним танцевать, так же как мама с папой в этот вечер танцуют во дворце. Мистер Буш играл на рояле развеселую польку, а она вела за собой в танце по всей комнате громко хохочущего от радости Эдварда. Флора хлопала в ладоши, а сэр Тимоти приговаривал:
— Ей-Богу, хотел бы я быть помоложе!
Еще не стемнело настолько, чтобы зажечь лампы, и шторы были раздернуты в стороны, так что можно было видеть темнеющие контуры сада. Когда Лавиния, запыхавшаяся и разгоряченная, свалилась в одно из кресел, у нее появилось странное впечатление, словно сфинксы на террасе придвинулись ближе. Более того, казалось, один из них заглядывает своими мертвыми глазами прямо в комнату. Глупость какая, вовсе это был не сфинкс, а какой-то мужчина, наверное один из садовников, проходивший мимо и остановившийся, чтобы взглянуть на запретную территорию гостиной. Камин, перед которым клевала носом леди Тэймсон, достаточно хорошо освещал комнату, чтобы он мог отчетливо ее разглядеть. Это неожиданно появившееся белое лицо сильно испугало Лавинию. Пора задернуть шторы.
