А сейчас он прилетел сюда, чтобы договориться с английскими коллегами о большом совместном проекте, в который предложил включить и меня. Именно об этом он и хотел мне сообщить. И вообще, мы давно не виделись. Когда я приезжала на свадьбу Энн и Стивена, я не успела зайти в университет и повидаться со старыми знакомыми.
Майкл искоса посмотрел на Мэри.
— А что, у вас так принято, чтобы преподаватели своим ученицам ручки целовали?
— А что в этом криминального? И я уже не ученица, а коллега. Тебя раздражает, что другие мужчины могут оказывать мне знаки внимания как женщине? Тогда ты немного опоздал родиться. Тебе бы в самый раз быть властелином, повелевающим своими рабынями.
Майкл задумался, оценивая, права ли Мэри, затем сказал:
— Меня волнует, как ты относишься к этим ухаживаниям.
— Принимаю их как должное, — с вызовом ответила Мэри. — Мне, как любой женщине, нравится нравиться. Такова наша природа. Ты должен был бы радоваться и гордиться, что девушка, которая вызывает восхищение многих достойных джентльменов, тем не менее предпочитает твое общество. Я не буду отрицать, что мне нравится внимание мужчин, но это вовсе не значит, что я отвечаю на их ухаживания.
— А в случае с этим профессором?
Мэри впервые за время этого трудного разговора слегка улыбнулась.
— Могу тебе определенно сказать, что твой ключ ему не понадобится. Он даже не знает ни моего адреса, ни телефона — только место работы. Хотя для дальнейших деловых контактов, наверное, придется дать ему мой телефон.
Мэри специально сказала это, чтобы посмотреть на реакцию Майкла. Он снова нахмурился и молчал. Было видно, что он поверил объяснениям Мэри, потому что на самом деле очень хотел им поверить. И в этом смысле у него отлегло от сердца, но перспектива новых встреч Мэри с тем профессором его удручала.
Мэри задумалась. В ее душе боролись противоречивые чувства.
Ты хочешь, чтобы Майкл тебе доверял, говорил ей один внутренний голос, а сама что-то утаиваешь от него. Если ты хочешь, чтобы у вас было полное взаимное доверие, то никаких тайн не должно быть. А ты ничего и не скрываешь, возражал другой внутренний голос. Со дня встречи с Майклом в твоей жизни нет ничего, что было бы ему неведомо. А твое прошлое его никак не касается.
Да, но это прошлое пустило корни в настоящее, не соглашался с ним первый голос, и, боюсь, оно не даст о себе забыть, как бы ты к этому ни стремилась. Все-таки надо набраться храбрости и рассказать Майклу о Дэвиде. Но зачем? — возражал другой голос. Ведь Майкл видел вас вместе. Если даже он поверил тебе, то и тогда у него нет никаких оснований доверять Дэвиду. А ты с Дэвидом будешь встречаться по работе и вряд ли в присутствии Майкла, что будет только усиливать его подозрительность и разжигать ревность, которая может проявляться новыми вспышками или, что еще хуже, глубоко засесть в его душу и отравлять всю вашу жизнь. Рассуди, тебе это надо? Пожалей себя и его!
Мэри подумала, что надо срочно написать Энн и попросить ее ни при каких обстоятельствах не говорить Майклу — и даже Стиву, который может поделиться информацией с другом, — о ее связи с Дэвидом. Все давно забыто, и не нужно ворошить прошлое — от этого никто не станет счастливее.
Вдруг в голову Мэри пришла неожиданная мысль: хорошо бы ответить Майклу тем же — пусть побудет в положении человека, которому не доверяют, которого подозревают и ревнуют. Не знаю, смогу ли я его проучить и сыграть роль ревнивой возлюбленной, но стоит попытаться.
— Вот ты предъявляешь мне всякие необоснованные обвинения, — обиженным тоном начала Мэри, — а сам…
— А что сам? — весьма удивился Майкл. Он пожал плечами и покачал головой в знак того, что не припоминает за собой никаких «грехов».
Но Мэри не собиралась отступать. Она продолжила свое «разоблачение».
— Я тоже могу предъявить тебе претензии.
Майкл взглянул на нее недоверчиво и вместе с тем с неподдельным интересом. В то же время его губы сами собой сложились в насмешливую и чуть презрительную улыбку.
— Телевидение освещало съезд археологов в Риме. Тебя несколько раз показывали в кулуарах съезда, и неизменно рядом с тобой можно было заметить весьма привлекательную особу, которую ты держал под ручку, и ты смотрел на нее отнюдь не безразличным взглядом.
Мэри вдохновенно фантазировала. Она так увлеченно работала в оксфордской квартире Майкла, что даже не включала телевизор и не могла видеть никаких репортажей о работе съезда — может быть, их и вовсе не было. Это был блеф чистой воды, и Мэри ожидала, что Майкл рассмеется и скажет, что это — ерунда, что она что-то перепутала и никого рядом с ним не было.
Но она не могла и предвидеть ту реакцию, которую вызвал ее экспромт.
Майкл вдруг густо покраснел, отвел взгляд и низко опустил голову, чтобы Мэри не заметила произошедшей с его лицом метаморфозы.
Однако Мэри все прекрасно видела. Ее выстрел неожиданно попал в цель, в самую «десятку».
Какой ужас! Кто бы мог подумать, что моя выдумка имеет под собой реальную основу! Неужели это правда и у него кто-то есть? Нет, не похоже! Я достаточно хорошо его знаю — он не ловелас и все последнее время был со мной. Скорее всего, это какая-нибудь старая история. Но почему он покраснел? Ему есть чего стыдиться сейчас? Да-а. Хотела проучить его, а наказала себя! Не рой яму другому…
Мэри сидела в растерянности, не представляя, что делать дальше.
Майкл знал: все, что говорила Мэри, — правда. Но к Мэри эта правда не имела никакого отношения. В его голове вихрем пронеслись воспоминания.
Эта история началась лет семь назад.
Майкл с группой археологов принимал участие в раскопках на побережье Средиземного моря. Недалеко от их лагеря расположилась другая экспедиция. Как выяснилось, там работала команда подводных археологов.
В первый же свободный вечер члены обеих экспедиций встретились, познакомились и в дальнейшем очень весело проводили время.
В группе подводников была молодая итальянка, которую звали Джованна Тричи. Собственно итальянкой она была по происхождению, являясь при этом гражданкой Швейцарии. Она жила и работала в Лозанне.
Среди своих коллег она была известна под прозвищем «ртутный шарик». И не потому, что была маленькой и кругленькой. Совсем наоборот — она была тоненькой, высокой, очень смуглой, с коротко стриженными черными кудрявыми волосами и горящими, как два маленьких уголька, черными глазами. Ее нельзя было назвать красавицей, но она, несомненно, была милой и очаровательной.
А свое прозвище получила за живой, непоседливый характер, неиссякаемую энергию и невероятную подвижность. Она отличалась веселым, неунывающим нравом, была душой компании, и запас ее выдумок казался неистощимым.
