— Дружище, тебе нужно отдохнуть.
— Нет! — Зак взглянул на бесстрастное лицо штурмана и замолчал. Затем аккуратно положил ключ на широкие перила и смахнул капли пота со лба. — Да, наверное, ты прав. Извини.
— Не за что извиняться. Последние недели были трудными для всех нас.
— Да. — Зак сел, прислонился к перилам, провел рукой по волосам.
— Ты сам не свой. Если я могу как-то помочь…
— Спасибо.
Ромеро хлопнул его по спине и вернулся к своей работе.
Зак остался на месте, вытянув ноги. Тихие удары яхты о док помогли ему собраться с мыслями. Ничего не поможет. Теперь всегда, каждый раз, ступая на яхту, он будет видеть Лайлу. Лайла стоит за штурвалом, ее волосы развеваются на ветру. Обнаженная Лайла, протягивающая руки к нему.
Зак стряхнул воспоминания, как капли воды, и постарался взять себя в руки. К счастью, ремонт судна не требовал полной сосредоточенности, и мысли Зака крутились вокруг другого объекта.
Они были с Лайлой. Воспоминание о ней вновь и вновь настигало его, атакуя, как прибой омывает берег. Он зажал ключом гайку и надавил на рычаг. Гайка откололась с резким хрустом.
— Сукин сын! — Зак снова швырнул гаечный ключ на палубу. Гайку просто сорвало. Он перегнулся через перила и посмотрел на территорию базы. Ему не следовало даже прикасаться к судну в таком настроении. Если он не хочет, чтобы оно утонуло.
Его взгляд упал на штурвал, обернутый кусками белой ленты. Лайле так было удобнее держать его. Так просто было представить ее маленькие руки на штурвале, когда она всем своим существом была сосредоточена на гонке. Вот что не сходилось.
Зак огляделся. Он рассматривал изодранные кусочки ленты, будто они могли дать ответ, Лайла не стала бы так выкладываться на гонках, если бы работала на «Хатлэнд». Какой смысл в этом? Только психопат был способен сначала повредить яхту, чтобы потом, несколько часов спустя, сосредоточенно вести гонку и выиграть.
Только психопат, но не Лайла.
Зак вытянул руку и провел ладонью по холодному металлу штурвала, наслаждаясь шершавой поверхностью потрепанной ленты. Не сходилось. Он сам понимал очевидность этого. Чек с ее подписью был у Джоша.
Он сжал руками голову, как будто мог остановить крутящиеся мысли. Может, он был не прав? Похоже все-таки, что Лайла не виновна. Тогда виноват кто-то другой. Кто-то подставил ее? Нет. Остальные парни тоже всей душой отдавались гонке.
Гул мотора рассек спокойный утренний воздух. Зак оглянулся и увидел машину Джоша, заезжающую на парковку.
Солнце сверкало на новой красной краске его спортивной машины, ослепляя Зака.
Новая красная краска.
Сердце Зака забилось быстрее, внутри все задрожало. У Джоша в последнее время много денег. Новая машина, красивый дом. Все это появилось не из прибыли их фирмы.
Зак вцепился в перила. У Джоша в последнее время много денег. Джош был озабочен и удручен, пока Лайлу не выгнали из команды. Сейчас к нему вернулось жизнерадостное настроение. Все превосходно сходилось. Зак был глупцом, не заметив этого раньше.
Голова у него закружилась. Слепая ярость на Джоша из-за подлого обмана и жгучая злость на себя из-за того, что позволил водить себя за нос. Лайла ведь говорила ему об этом, но он словно ослеп. Из-за собственного гнева, из-за собственной тупой, нелепой доверчивости он потерял все — бизнес, дружбу, Лайлу.
Мысли Зака прояснились. Странная смесь надежды и боли терзала его. Может быть, нет. Может быть, Лайла простит его еще раз. Последний раз.
Зак перепрыгнул через борт судна и поспешил в офис. Если Джошу дорога его жизнь, ему лучше смыться прямо сейчас.
Густой туман затопил долины и карабкался вверх на горы, окружающие бухту Сан-Франциско, покрывая влажным одеялом холм с домом Лайлы. Туман давил на нее, еще больше ухудшая настроение.
Нет. Лайла дочитала последнюю страницу мистического романа, который купила в супермаркете, и отшвырнула книгу. Она шлепнулась на встроенную скамейку у панорамного окна с видом на залив. Не может быть, чтобы калека-теща сделала это. Глупый автор. Как читатель должен разгадать сюжет без подсказок и ключей?
Она натянула края старенького стеганого одеяла на плечи и свернулась калачиком на мягких диванных подушках. Посмотрела на брошенную открытую книжку с измятыми страницами.
Пора вернуться к жизни.
Если книги начали раздражать ее, настало время окунуться в реальную жизнь. Предпочтительно в чью-нибудь чужую. После двух недель затворничества в собственном доме, залечив сердечные раны, она должна была вернуться к рутине. Будь проклят Зак Герцигер за то, что вырвал ее из любимой рутины парусного спорта. Лайла вздохнула. Она устала, очень устала плакать. Она вытерла глаза краем одеяла, но слезы продолжали катиться по щекам. Ее плечи задрожали, когда страдания вновь вырвались наружу, и комок в горле разбух до болезненной глыбы.
Так она лежала, закутанная в одеяло, глядя из окна на покрытый туманом пейзаж. По крайней мере через залив не видно было Сан-Франциско. Это избавляло ее от вида родного города Зака, от пирса, где он работал, и от аккуратных квадратов улиц, где он будет жить после Кубка.
Обычно вид из окна коттеджа доставлял ей огромное удовольствие, но с недавнего времени он превратился в пытку напоминания о потерянном. О том, какой могла быть ее жизнь, если бы Зак был другим. Если бы он был справедливым.
Стук в дверь был таким легким, что сначала Лайла подумала о дереве за окном, чьи ветки качаются на ветру и царапают стекло. Поняв, что кто-то стоит за дверью, она откинула одеяло и неловко попыталась встать.
По пути к двери она вытерла глаза платком и высморкалась, надеясь, что щеки не такие красные и опухшие, как ей казалось. Поднялась на цыпочки и посмотрела в глазок.
У Лайлы перехватило дыхание. Зак стоял на крыльце, резким силуэтом выделяясь на фоне тумана. Счастье, тревога, злость и страх боролись в ее душе.
Зак здесь.
Зак, мужчина, который хотел арестовать ее две недели назад.
Она выждала минуту, надеясь, что раскаленная злость усилит ее решимость. Сердце бешено забилось, но все, что она чувствовала, — это уязвленность и боль, грозящие новым потоком слез.
Она распахнула дверь.
— Уходи, — сказала она.
— Лайла…
Одно это слово, наполненное тоской и страхом, заставило ее посмотреть ему в глаза. Его взгляд был таким нежным, таким сокрушенным. Он окутал ее сердце, как туман окутал каждый холм в округе.
— Что?
— Мы можем поговорить?
— Не о чем говорить.
Он засунул руки глубже в карманы, плечи его ссутулились.