— Мне нравится, что ты несовременная.
Лайза опять смущенно улыбнулась и, не найдясь что ответить, предпочла удалиться на кухню. Через минуту она вернулась, неся на вешалке безукоризненно отглаженную белую рубашку и любимые синие джинсы Ирвина.
— Спасибо, — пробормотал он растерянно. — Я не ожидал… Когда ты успела?
— Пока готовила.
— У тебя и это отлично получается.
— Я люблю гладить мужские рубашки. Когда… когда я была с Бертом, я все мечтала, что мы поженимся и я каждое утро буду ему гладить чистую белую рубашку… — Она опустила голову и замолчала.
Ирвин коснулся ее руки.
— Прости. Ты молодец. Ты умница, столько умеешь, столько знаешь… Ты просто клад. Ты обязательно найдешь себе хорошего мужа, и ему будет за что любить тебя!
Тирада получилась более чем искренной. Лайза вздрогнула, вздохнула, закивала головой.
— Да, надеюсь…
Ирвин взял одежду и отправился за перегородку.
Душ на этот раз был не ледяным — комфортно теплым. Ирвин старательно приводил себя в порядок, невольно уводя взгляд от разбросанных по ванной комнате женских принадлежностей одежды и парфюмерии.
Ничего, Лайза все это уберет. Уберет более чем старательно. Выкинет последнюю память о Сандре.
Ирвин снова помрачнел. На какое-то время заботы Лайзы отогнали призрак профессиональной катастрофы, мысли о ней, как и тягостные воспоминания о любовной трагедии, так нелепо завершившейся. Одеваясь, он теперь уже совсем ясно чувствовал, что все эти заботы — о теле, об одежде, об удобствах — не лучше тех хлопот, которые воздают покойному, перед тем как зарыть его поглубже в землю и со вздохом облегчения забыть навсегда. Так и миру никогда не будет дела до глупого самонадеянного юноши, который пытался удивить его своими подвигами. А мир об этом даже не узнал.
Если бы Ирвин был один, осталось бы только подхватить дорожную сумку и отправиться на вокзал. Но в студии была Лайза. Копошилась, как всегда, что-то убирала, чистила, наводила порядок. Что-то напевала…
Ирвин подошел к стеллажу с аппаратурой. Взял в руки камеру. Чудесная, великолепная камера, которая так и не послужила святому искусству.
Лайза, с пылесосом в руках, следила за ним. Перехватила его взгляд, ободряюще улыбнулась. Ирвину ничего не оставалось, как изобразить в ответ оптимистическую улыбку.
— А все-таки классную вещь я сделал!
Лайза выключила пылесос, нажала кнопку, провод с гудением поехал внутрь. Наклонившись, она сняла насадку, убрала агрегат в шкаф. Сняла хозяйственные перчатки, подошла к Ирвину, который продолжал разглядывать студийные фотопринадлежности, словно прощаясь с каждой навсегда.
— Я хочу тебе сказать… Я уверена… убеждена: если тебе удалось повторить шедевр французского мэтра, это значит, что у тебя сумасшедший творческий потенциал. И босс должен в этом убедиться.
Ирвин глухо произнес, убирая фотовспышку в футляр:
— Но не мог же я пойти к боссу с плагиатом. Пусть и невольным. Да и время уже ушло. У меня нет ни единой мысли. Я банкрот.
Лайза положила ладонь на белоснежный рукав рубашки.
— Зато у меня есть.
— Что? — тупо уставился на нее Ирвин.
— Есть одна идея. Какая тебе разница теперь, что снимать? Почему бы не рискнуть в последний раз? Терять нечего.
Ирвин пожал плечами. Неожиданное предложение походило на протянутую соломинку. Но Лайза права, терять-то нечего.
— И что за идея? — спросил он наполовину с насмешкой, наполовину с любопытством.
— Ты все узнаешь, — таинственно улыбнулась Лайза. — Только мне надо ненадолго отлучиться.
— О'кей.
— Только, Ирвин, обещай, что ты меня дождешься.
— Дождусь, — вяло кивнул он.
Лайза направилась к выходу и остановилась. Вернулась, посмотрела ему в глаза.
— Мне страшно тебя оставлять одного в такую минуту.
— А я не один. — Ирвин достал со стеллажа толстый старинный фотоальбом. Я с дедом. Мы с дедом тебя тут подождем.
— Ну тогда я побежала.
— О'кей.
— Я постараюсь побыстрей…
И Ирвин снова ощутил то странное чувство, которое преследовало его всю неделю. Когда Лайза была рядом, он не замечал ее, но, как только ассистентка покидала студию, возникал вакуум, как будто из помещения исчезала какая-то невидимая, но существенная эмоциональная составляющая. И впервые Ирвину невыносимо захотелось, чтобы Лайза вернулась, как можно быстрей вернулась!
Чтобы скоротать ожидание, он принялся листать дедовский альбом. Взгляд упал на фотографию, которую Ирвин сначала собирался пропустить. Он делал этот портрет в последние месяцы жизни деда. В костлявых пальцах зажаты очки — старые, треснувшие, заушина перетянута скотчем. Из воротника заношенной рубашки торчит тощая жилистая шея с выпирающим кадыком. Дед незадолго до этого сломал бритву, упорно отказывался купить новую, седая щетина торчала во все стороны. Ирвин подозревал, что старик просто боялся бриться, чтобы не порезаться, — так дрожали у него руки. Лицо — почти совсем не лицо, одни морщины. Больной, жалкий, несчастный. Зачем я его увековечил таким? Он мне не защита. Я ему плохой внук.
— Плохой я тебе внук, дед, — громко произнес Ирвин. — Видишь, и фотограф никудышный. Мы с тобой крупно ошиблись. Тебе надо было отдать меня в моряки, как я просил в пять лет.
Дед смотрел с портрета и молчал. А что ему было сказать? Все проиграно, и дед и внук это понимали.
Ирвин не выдержал и захлопнул альбом.
Да, кажется, с любовью я тоже пролетел, подумал он. Надо было сразу обратить внимание на добродетельную Лайзу, а не втюриваться, как последний болван, в коварную и бездушную красавицу. И стал бы счастлив и благополучен, как все нормальные люди…
Прошел за перегородку, рухнул на диван. Положил фолиант на грудь. Уставился в потолок.
Но Лайза должна понять это нелепое увлечение Сандрой, этой Мисс Техас, должна понять и простить. Только надо как-то суметь объясниться, надо суметь…
Ирвин нащупал в кармане мобильник.
Нет, Лайза никогда не простит, что он ее в упор не видел все эти дни. Да и как-то стыдно и неловко сначала предаваться любовным утехам с одной, а потом клясться в вечной верности другой… Самое лучшее — побыстрее вернуться в Джорджтаун. Надо позвонить в справочное бюро. Когда идет первый поезд?
Ирвин опять глянул в угол, где стояла дорожная сумка.
Но он обещал дождаться Лайзу… Хорошо. Он ее дождется и, быть может, использует последний шанс — возьмет да и спросит, сразу и прямо: ты поедешь со мной в Джорджтаун?
Что она ответит? Лайза, обиженная на весь мир…
Но, как ни пытался Ирвин представить себе реакцию Лайзы или ее дальнейшие действия, он даже приблизительно не мог вообразить, что его ожидает.
