Дамиан развел руками.
– Ты обратила мальчика. Уверен, обращала до него и обратишь после. Что же непостижимого…
– Когда-нибудь ты найдешь ответы на все вопросы, Дамиан. И тогда не будет непостижимого. Ищи .
– Я не знаю, что мне искать!
– Знаешь . – Он хотел отвернуться, но Веста прикоснулась к его щеке. – За все время, что мы не виделись, ты прошел долгий путь. Ты мог оступиться и уйти во тьму, но не сделал этого. Теперь ты должен идти по дороге света. Ищи свою дорогу , Дамиан. Ты должен быть сильным и стоять на ней крепко, обеими ногами. И тогда ты будешь готов. Я почувствую. Но важнее, чтобы ты сам это почувствовал. Когда этот момент настанет, позови меня . И обещаю тебе: где бы я ни была, я приду.
Морана в последний раз провела пучком травы по лезвию кинжала и спрятала его в ножны. Она знала, что оружие не нуждается ни в заточке, ни в чистке, но ей нравилось иногда доставать его просто так, даже только для того, чтобы полюбоваться. Когда она прикасалась к прохладному серебру, нагревавшемуся у нее под пальцами, то чувствовала заключенную в этом небольшом предмете силу. Власть! Когда-нибудь и у нее будет власть. Пока что она властна только над смертными и частью темных существ, но скоро все изменится. Так сказал ей тот, от кого она получила кинжал. Тогда Морана была еще молода, но теперь и сама ощущала, как все меняется. Сгущается воздух, обостряются инстинкты. Или же она просто взрослеет ?
Виргиния сидела на берегу лесного озерца. Она уже искупалась, снова завернулась в грубое холщовое рубище, составлявшее теперь ее одежду (от дорогих платьев пришлось отказаться – в них не так-то удобно было путешествовать по лесу), и теперь расчесывала мокрые волосы пятерней. Уже несколько дней ей приходилось спать в наспех вырытых норах, потому что она не могла иначе укрыться от солнца. Для Мораны лучи уже давно не были смертоносными: в светлое время суток она сидела в тени деревьев и размышляла .
По темным меркам она была молода: шесть веков – ничто в контексте вечной жизни. Она часто переезжала с места на место, хотя лишь пару раз на своей памяти отправлялась в по-настоящему длинные путешествия. И каждый раз к тому, чтобы сорваться и куда-то уехать, ее принуждали обстоятельства. Теперь же все было иначе. Она сама приняла решение уехать – пожалуй, первое серьезное решение за всю свою жизнь. И поехала не одна: забрала с собой эту девочку. И это тоже был ее выбор. Ведь Морана вполне могла оставить ее умирать без пищи: обращенное существо, которому чуть больше ста лет отроду, должно уметь выживать. Или хотя бы самостоятельно охотиться. Она не умела выживать и искать еду, но в этом не было ее вины. И – это Морана знала точно – не должна была нести ответственность за слабость своего создателя .
Виргиния пришла к ней в предрассветных сумерках, полумертвая от голода и ужаса. Она даже не нашла в себе сил постучать в дверь – просто свернулась калачиком на крыльце, как маленький, только что отнятый от матери котенок. Когда Морана почувствовала чужой запах и вышла посмотреть, какие гости к ней пожаловали, и увидела девушку, то у нее сжалось сердце. Давно забытое чувство. Она была уверена: шесть сотен лет выживания вытравили из нее все человеческое, будь то боль, страх, сочувствие или любовь. Оказалось, что она ошибалась. Или, может, в ней говорил тот самый инстинкт создателя, который рано или поздно подает голос, даже если ты – самое жестокое и бессердечное существо в двух мирах?
Морана могла закрыть дверь и оставить Виргинию на пороге. Великая Тьма видит – у нее было достаточно причин для ненависти и место. Она бы не успела умереть от голода – горизонт уже светлел, и дитя князя сгорело бы на солнце. Хотя вряд ли это произошло бы быстро: только очень древние вампиры превращаются в серебристую пыль за долю секунды. Молодые же действительно сгорают – умирают долго и мучительно, ей не раз приходилось наблюдать такую смерть. Она могла зачаровать Дамиана и напоить ее его кровью. Но она не сделала ничего из вышеперечисленного. Голос внутри подсказал ей, как следует поступить. И теперь она понимала – голос не ошибся. Этот голос не мог ошибаться, даже если говорил невероятные вещи.
Как только Виргиния поела и немного окрепла, они отправились в путь. Первые несколько ночей они почти не продвигались – она была слишком слаба для того, чтобы преодолевать большие расстояния. Девушка шла медленно, часто садилась на землю и принималась горько плакать. Как только на небе появлялись первые признаки рассвета, бедняжка останавливалась и принималась торопливо рыть себе убежище под корнями одного из деревьев – вред ей могли причинить только прямые солнечные лучи, но ее пугал даже намек на свет. Людей здесь, конечно, не наблюдалось, и поэтому Виргинии приходилось довольствоваться кровью животных – Морана ловила их без особого труда. Она не торопилась заговаривать с существом, которому спасла жизнь, не просила ее успокоиться. Она ждала . Так как знала, что рано или поздно Виргиния сломается. Когда-то Великая Тьма испытывала ее на прочность, но она не сломалась. А этой девочке необходимо было сломаться. Какая ирония – именно так порой выглядит дорога к силе.
Кровь животных не насыщала Виргинию: ее волосы стали тусклыми, глаза начали слезиться, щеки впали. Наконец, она уступила. Да и кто бы не уступил? Ни одно темное существо не откажется от крови Незнакомца, попробовав ее хотя бы раз. Девушка не наедалась и уж тем более не переедала – необычно для молодых вампиров, которые бросаются на каждую порцию крови так, будто она последняя – но Морана, по вине обстоятельств лишенная привычной еды, чувствовала, что у нее кружится голова. Она знала, что сможет выдержать еще долго, до порога между жизнью и смертью далеко, но хотела оказаться среди людей. Не столько потому, что там она сможет утолить голод, сколько потому, что Виргинии требовалось нормальное жилище или, как минимум, нормальная постель. Что до пищи … она – не низший вампир, смысл жизни которого заключается в наличии клыков и умении ими пользоваться. Века научили ее жертвовать малым ради более высоких целей.
Виргиния в последний раз тряхнула влажными волосами, поднялась, подошла к Моране и присела рядом с ней.
– Ты голодна? – спросила у нее Морана с улыбкой.
– Нет, – ответила Виргиния.
Румянец уже вернулся на ее щеки, ногти – она так часто ломала их о корни деревьев, роя себе нору, что они не успевали отрастать – восстановились, а глаза снова блестели. Морана уже отмечала, что их взгляд изменился. Раньше затравленный, как у испуганного олененка, он стал холодным и жестоким. Наконец-то. Она начинает понимать. Хотя начинает – ключевое слово… но изменения на взгляде не заканчивались. В конце концов, вампир, как и любое обращенное существо, может придать своему взгляду какое угодно выражение, если захочет, даже самое человеческое. Она определенно пахла иначе. Как? Морана не могла сказать, потому что этот запах не был ей знаком. Но одно она знала точно: перепуганная молодая вампирша осталась в прошлом.
