С какой назидательной холодностью заявил он о ее обязанности воздать должное преданным слугам, которых обошел в завещании Леон! Алисия не нуждалась в напоминании; ее доброта и великодушие не знают предела. Просто обида и горечь ослепили его и он перестал видеть, какая она есть на самом деле — его нежная, любящая, благородная девочка.
Никогда, никогда впредь, поклялся себе Норман, я не усомнюсь в ее порядочности и до конца дней своих буду неустанно доказывать ей, сколь горячо и сильно она любима. До сей поры любви ей было отпущено так мало — значит, он утопит ее в своей любви.
— Теперь осталось только вручить вам это письмо. — Поверенный выложил на стол большой белый конверт. — Распоряжения сделаны рукой покойного господина Пейджа.
— Я наткнулась на него в ящике для рубашек, — объяснила миссис Фирс Алисии.
Норман впервые слышал, чтобы она говорила так оживленно. Выходит, экономка и впрямь сильно тревожилась за свое будущее, не зная, где будет жить после того, как состарится и не сможет работать.
— Он всегда был так щепетилен в отношении своих рубашек. Держал в одном из ящиков несколько штук новых про запас. Я вытащила их, собираясь отнести в благотворительный магазин, и увидела письмо. Я подумала, что в нем, наверное, что-то очень важное. А теперь, мисс Алисия, прикажете принести чай?
— Большое спасибо, но я вынужден откланяться, — отказался поверенный, застегивая папку. — У меня назначена еще одна встреча, а я уже опаздываю.
Мартин, по-прежнему комкая в руках кепку, смущенно поблагодарил Алисию и вслед за поверенным поспешил из дома. Ему не терпелось поскорей обрадовать добрыми новостями свою жену.
— А я бы с удовольствием, миссис Фирс, — сказала Алисия. — И Норман, думаю, не откажется.
Экономка отправилась в кухню, а Алисия взяла со стола письмо. Вид у нее был озадаченный.
— Интересно, что в нем?
— Вскрой и посмотри.
Норман надеялся, что не выдал голосом своего волнения. Какие бы сугубо личные сведения ни содержались в этом послании, не ему судить. Он вспомнил, как горевала Алисия на похоронах Леона. Любопытно, что они значили друг для друга?.. Нет, ответа на этот вопрос знать он не хочет.
— Ой, почему я сразу не сообразила? — Алисия лучезарно улыбнулась ему и протянула руку. — Давай прочитаем вместе.
Норман послушно подошел, потому что отныне он всегда будет повиноваться любой ее просьбе, но при этом почувствовал, как по коже пробежал мороз, что было более чем странно, учитывая температуру в натопленной комнате. Чего он опасается?
Алисия вскрыла письмо и стала читать. А он, затаив дыхание, стоял рядом, но не делал попытки разглядеть, что таят в себе два отдельных плотно исписанных листка.
Наконец Алисия шепотом окликнула его и, убрав со лба волосы, подняла к нему лицо — бледное, мокрое от слез. Норман крепко прижал ее к себе. Потому что, если она нуждается в утешении — какова бы ни была причина ее расстройства, — он всегда готов подставить ей свое плечо.
— Ты… ты была очень привязана к нему. — Слова давались ему с трудом. — Я видел, как ты горевала на похоронах. — Ему хотелось, чтобы Алисия оспорила его предположение, но знал, что опровержения не услышит. Что бы Леон ни написал в своем личном послании к ней, слезы свои она выплачет в его объятиях.
— Привязана к Леону? — промолвила Алисия. — В какой-то степени да.
— Лгать мне и оправдываться передо мной не надо. — Это прозвучало почти грубо.
Алисия отстранилась от него и, кусая нижнюю губу, покачала головой, пытаясь обрести самообладание.
— Я не лгу. Верно, после того как он прилетел ко мне в Бостон, чтобы сообщить о смерти Филлис, я стала относиться к нему лучше. — Она вытащила носовой платок и громко высморкалась. — Он так корил себя, был полон раскаяния, все извинялся и извинялся за то, что ложью принес мне столько горя. О том, что из-за его подлости я потеряла и ребенка, и тебя, я ему так и не решилась сказать. Он и без того слишком мучился, проклиная себя за то, что окончательно отвратил от меня мать.
— Значит, ты простила его? — Норман вновь привлек ее к себе. Он помнил, как сильно изменился Леон после смерти жены — усох, ушел в себя, стал добрее, внимательнее.
— Что толку таить зло на старые обиды? — Алисия говорила, уткнувшись ему в свитер, и оттого ее голос звучал глухо. — Он писал мне, я иногда отвечала — коротко, сообщая всякую всячину. Леон казался таким одиноким, несчастным. Мне просто его было жалко. А в тот день я не его оплакивала. В ночь перед похоронами мне приснился наш ребенок — впервые за много лет.
— Тебе это до сих пор причиняет нестерпимую боль? — Норман готов был от досады пробить кулаком стену, но продолжал ласково обнимать ее. Он жизни бы не пожалел, чтобы защитить ее от боли, но в этом случае был бессилен что-либо сделать.
— Уже нет. С тех пор как узнала, что ты тоже хотел нашего малыша. — Она подняла голову с его груди, ее глаза светились любовью. — Для меня это очень важно. Мы ведь оба любили это крошечное существо и потому не можем смириться с его утратой. И у нас будут еще дети. А теперь, прежде чем миссис Фирс вернется с чаем… — она протянула ему два исписанных листка, — прочти их. Сначала этот.
Норман, посмотрев на нее, взял листки, которые оказались двумя разными письмами, и быстро пробежал их глазами. Первое было написано Филлис и адресовано дочери. С него он и начал, как просила Алисия.
Тон материнского послания был почти истеричный. Филлис в сбивчивых выражениях поведала о своем желании помириться, упомянула незаконченное письмо, оставленное на острове, призналась, что не может больше закрывать глаза на измены Леона и стыдится того, что убедила себя в правдивости клеветнических слов мужа, когда тот сказал, будто Алисия сама бросилась ему на шею.
…Поверь я тебе, наш брак был бы обречен. А мне не хотелось терять то, что я имела. Поэтому я сказала себе, что верю ему, и отреклась от тебя, моей дочери. Я была тебе плохой матерью, алчной, эгоистичной, и в итоге возненавидела себя…
Так вот почему плакала Алисия! Норман молча обвил ее рукой за талию, привлек к себе и стал читать письмо Леона. В нем содержалось немного — извинение и объяснение.
Узнав о трагической смерти Филлис, Леон вернулся домой и среди прочих ее вещей обнаружил письмо, адресованное дочери.
…Тогда я понял, какой непоправимый вред нанес вам обеим. Меня это потрясло и изменило все мои представления о жизни. Но я так и не набрался смелости переслать тебе ее письмо. Я вручаю тебе его теперь и оставляю все, чем владею. Хотя, конечно, это ничтожное возмещение за причиненное зло…
