— Что в этом страшного?
— Мне от всего этого станет очень-очень плохо. Я ведь должна считать себя худшей из людей, никого не осуждать. И если чьи-то слова вдруг покажутся мне обидными, я должна решить, что я сама во всем виновата и терпеливо смолчать. Защищаться нельзя, даже психологическими методами. Вот это самое главное — чувство беззащитности. Из-за него я так сильно всех боюсь.
— Наверное, когда кто-то рядом ругается, ты бессознательно вспоминаешь, как тебя ругали в детстве, — предположил голос. — И начинаешь чувствовать себя отвратительной и во всем виноватой. А защищаться нельзя, потому что иначе отец скажет: «Это твоя мать!»
— Похоже на то… Ох, мне ведь 29 лет, неужели я так никогда и не избавлюсь от этого детского комплекса?!
— В 18 лет ты от него избавилась. И восемь лет после этого жила припеваючи. А потом зачем-то взяла и вернула себе этот комплекс. Зачем, кстати?
— Затем, что оказалось, что восемь лет я жила неправильно, была эгоистичной, безнравственной…
— Ну, началось, — пробормотал голос. — А сейчас ты правильно живешь? Загнала себя в уныние, боишься всего на свете, даже в магазин сходить боишься! У тебя недовольные голоса в очереди вызывают настоящую панику! Ты можешь просто не обращать на них внимания?
— Не могу.
— С чего ты взяла?
— Весь последний год меня почему-то часто ругали в очередях. Я каждый раз терпела, молчала, а потом каждый раз чувствовала себя очень плохо, — пожаловалась Аня. — Хотя… Слушай, а ведь в последние четыре месяца у меня получалось не обращать внимания, когда кто-то ругался!
— Молодец! — похвалил голос. — Вспоминай, как ты это делала.
— Каждый раз я говорила себе: «Через 10 минут я уже буду дома, а там меня ждет прекрасная, замечательная игрушка». И переставала замечать что-то вокруг себя. Но… Но ведь теперь мне нельзя так делать — я должна избавляться от зависимости от игрушки…
— Ладно. У нас есть на выбор три варианта. Стиснув зубы добежать до магазина, купить запасы на месяц вперед, вернуться домой и начать играть.
— Я теперь не смогу получать от игры такую же радость, как раньше, — сказала Аня. — Я ведь теперь знаю, что у меня зависимость.
— Второй вариант — так же стиснув зубы накупить в магазине запасы, вернуться домой и начать «каяться» — думать целыми днями о том, какая ты плохая. Чем это кончится, понимаешь?
— Понимаю. Тем же унынием и отчаянием, которое у меня было четыре месяца назад, до игрушки.
— И из которого отец Валентин велел тебе выбираться любыми способами. Потому что хуже отчаяния быть ничего не может. Любыми — ты это помнишь?
— Помню.
— А какое решение ты приняла четыре месяца назад после разговора с отцом Валентином, ты помнишь?
— Сделать то, что я сделала в 18 лет. Пройти этот путь заново. Это и есть третий вариант?
— Да. Либо игра, либо уныние, либо это. Других вариантов в настоящий момент у тебя нет.
— Хорошо, — вздохнула Аня. — Будем считать игру первым этапом лечения депрессии. Второй этап — найти в реальном мире что-нибудь, что мне понравится не меньше игрушки. Договорились. Завтра мы выйдем из дома.
* * *
На следующий день Аня проснулась около одиннадцати часов утра. Едва открыв глаза, вспомнила, ЧТО ей сегодня предстоит, и ужаснулась.
— Надо принять душ, сделать прическу, накраситься, надеть лучшую одежду, — посоветовал внутренний голос. — Тогда на улице ты будешь чувствовать себя увереннее.
Аня представила, как она заходит в магазин, как на нее кричат в очереди… И поняла, что не может встать — как будто огромная тяжесть навалилась на нее и придавила к дивану.
— Не думать, — приказала она себе. — Ни о чем не думать!
Но ужасные мысли о криках и недовольстве окружающих так и лезли в голову.
— Попробуй подумать об игре, — посоветовал внутренний голос. — А еще лучше, притворись перед собой, что ты сегодня не планируешь никуда идти, а собираешься весь день играть.
— Я собираюсь весь день играть, — сказала себе Аня. И встала с дивана.
После душа тяжесть навалилась снова. Аня с трудом добралась до кресла и рухнула в него. Сердце колотилось гулко и тяжело, к горлу подступала тошнота.
— Попробуй полчасика поиграть, — посоветовал внутренний голос. — Должно помочь.
— Сил нет до мышки дотянуться, — вяло ответила Аня.
— Может, отложить предприятие до завтра? — встревожился внутренний голос.
— Завтра будет то же самое. Да ладно, всё в порядке.
Аня встала и поплелась за феном.
Пока она сушила волосы, два раза роняла фен. Один раз пришлось сделать перерыв — минут десять Аня просто сидела, отдыхала и уговаривала себя: «Всё будет хорошо, всё будет хорошо…». Наконец, волосы были уложены. Аня выключила фен.
— А теперь играть, немедленно, — приказал голос. — Возражения не принимаются. Играть.
Игрушка помогла довольно быстро. Уже через час Аня почувствовала, что совершенно успокоилась.
— Надо все-таки выйти из дома, — подумала она.
Стоило ей подняться с кресла, как тяжесть навалилась снова.
Аня добралась до шкафа, достала одежду, в которой когда-то ходила на работу, положила в кошелек деньги («Клади побольше, — посоветовал внутренний голос. — Тогда ты будешь чувствовать себя увереннее»). Сунула в сумочку кошелек, ключи, расческу. Кажется, надо было взять с собой что-то еще, но Аня не помнила, что именно. Мысли путались.
— Переоденься и иди еще поиграй, — сказал внутренний голос. — Надеть контактные линзы и накраситься сейчас все равно не сможешь — руки дрожат.
— Хорошо…
Через час Аня встала из-за компьютера, чтоб достать косметику и накраситься. Руки немедленно начали дрожать снова, и Аня со вздохом опустилась обратно в кресло.
