Хлопнула входная дверь, на лестнице послышались шаги. Джойс повернулась лицом к стенке. Так, теперь он зайдет. Слабый стук. Петли скрипнули, он заглянул.
— Джойс, ты спишь? — Это было сказано шепотом, чтобы не разбудить в том случае, если она действительно спит.
Конечно, она не ответила. Петли опять скрипнули, дверь закрылась. Ушел. Снизу донеслись приглушенные голоса, сейчас они займутся ужином, а когда все будет готово, Андреа придет за ней. Есть пара минут, которые нечем занять перед одним из самых приятных эпизодов дня: он возьмет ее на руки! Четыре раза он уже делал это. Сегодня пятый. Джойс днем спала в спортивном костюме Амалии, который Мауро откопал в ее вещах. Мягкий, теплый, в нем было очень удобно. Но сегодня Джойс специально сняла куртку, чтобы не пропустить ни одного прикосновения Андреа. Эти сильные руки обнимут ее, подхватят как пушинку, и несколько секунд она будет по-настоящему в его объятиях. Она готова была остаться в них навсегда, но все хорошее быстро заканчивается. Андреа, похоже, вовсе не интересовался ею как женщиной. Только как глупеньким птенцом, который, едва раскрыв крылья, самонадеянно решил сразу подняться к заоблачным высотам и надорвался. Его заботило лишь здоровье Джойс. Он проверял, пьет ли она нужные лекарства, как будто у нее был повод их не пить — в конце концов, быстрее поправиться в ее же интересах, — следил, чтобы она хорошо питалась, отдыхала, не переутомлялась. Одним словом, Андреа считал Джойс ребенком, о котором на данный момент некому позаботиться. Причем ребенком в высшей степени безрассудным.
С одной стороны, Джойс была приятна эта по-настоящему мужская опека. Сколько раз за это время она вспоминала Маркуса, который тоже пытался ее опекать. Но как-то иначе, его забота раздражала и воспринималась как посягательство на личную свободу, на независимость. Просто Джойс не любила его, вот и все. Забота любимого человека — теперь она знала это точно — не может надоесть или опостылеть. Но, с другой стороны, в опеке Андреа Джойс не хватало серьезности. Серьезности взрослых отношений между мужчиной и женщиной. Каждый раз, когда он брал ее на руки, она, обхватив руками его шею и приникнув к груди под предлогом боязни высоты (которая якобы появилась после случившегося), слушала, как стучит его сердце. И в этот миг Джойс казалось, что вот так она провела бы всю жизнь…
На лестнице снова послышались шаги. Опять стук, на этот раз более сильный. Скрип петель.
— Джойс, просыпайся, пора ужинать. — Андреа, войдя в комнату, направился к кровати. — Подъем, соня! Вставай!
Вот сейчас! Его рука легла на плечо Джойс, и она, почувствовав, как по спине побежал приятный холодок, невольно вздрогнула.
— Испугалась? — Над ней склонилось улыбающееся загорелое лицо Андреа. — Пора ужинать, все уже ждут тебя. Хватайся.
Он наклонился ниже, и Джойс почувствовала, как его руки ловко протиснулись под спину и колени. В следующее мгновение она с бесстрастным видом обхватила его шею, ощущая каждой клеткой тела, как приятно касаться его кожи. Ей захотелось поцеловать обветренные губы. Его лицо было так близко, слишком близко. Еще мгновение — и Джойс потянулась к нему, уже не отдавая себе отчета в собственных действиях. Но в последний момент разум все же взял верх над чувствами и… Джойс поцеловала его в щеку. Он удивленно посмотрел на нее, не зная, вероятно, как интерпретировать эту выходку. Но Джойс уже овладела собой и не растерялась, пусть примет этот поцелуй просто за благодарность:
— Ты самый лучший старший по сектору. Таскаешь меня каждый день вверх-вниз, а мог бы просто оставить в больнице. Спасибо.
Он улыбнулся в ответ.
— Оставишь тебя, как же. Боюсь, во всей больнице не нашлось бы никого, кто мог бы с тобой справиться. Я пожалел врачей, за какие грехи им такой подарок?
Джойс наигранно обиделась.
— Неужели я такая несносная?
— Очень даже сносная, — засмеялся он. — Взял и понес куда нужно. Никаких проблем. — Он опустил Джойс в кресло, которое специально для нее перенесли на кухню из гостиной.
— Привет, с каждым днем выглядишь все лучше. — Феликс в сиреневом фартуке держал в руках сковородку и раскладывал всем омлет с беконом. Шлеп — и на тарелке у Джойс появилась большая порция незамысловатой мужской стряпни.
— Я это все не съем, — тут же запротестовала Джойс, которая действительно с трудом могла себе представить, как подобное количество пищи может уместиться в ее желудке.
— Не слушай ее, Феликс, клади еще, — вмешался Андреа. — Что не съест сама, я запихну.
— Бедная девушка, — сочувственно вздохнул Уоллс.
— Сама выбрала, — заметил Андреа. — В больнице бы к ней никто так не приставал с едой. Я предупреждал, что не дам спуску.
Дальше ужин пошел как всегда. Рассказывали о работе, которую удалось провести за день. Самое главное событие состояло в том, что сегодня снова спускались под землю, в тот, правый коридор, который поток не тронул. Вся вода ушла, теперь там было почти безопасно, могли произойти только небольшие обвалы, потому что земля напиталась влагой. Но каменные плиты, хоть и были сырыми, держали грунт хорошо.
— Мы не можем понять назначение этих комнат, — говорил Мауро, подкладывая себе салат. — Если бы знать, что было в соседнем, левом коридоре. Письмена обычно сообщают о предназначении помещений и переходов.
Джойс оживилась. Сегодня впервые после долгого перерыва опять заговорили о левом коридоре, который негласно считался запретной темой.
— А если бы удалось узнать, что там были за надписи, то…
— Если бы! — вздохнул Уоллс. — Многое бы прояснилось. Но… увы. Теперь там ничего не найдешь. В простых завалах еще иногда удается разобраться, а там, где побывала вода, археологу делать нечего. Бесполезно.
— Но, может быть, сохранились фрагменты? — не унималась Джойс. — Я кое-что помню. Там на стенах были…
— Джойс, у тебя же не фотографическая память, — перебил ее Феликс. — А в подобных вещах нужна точность. Смысл надписи может меняться в зависимости от одного завитка или значка на рисунке. Классический пример из учебника: глаза, смотрящие вправо, означают одно, смотрящие влево — совершенно другое. У каждого изображения или группы изображений. Разве ты вспомнишь такие мелкие детали? А без них нет смысла анализировать и тем более делать выводы.
— Да, конечно. — Джойс стало немного обидно за себя. Ведь она помнила очень многое и без снимков. Ведь картинки по преимуществу были сюжетные.
Феликс заметил ее обиду.
— Джойс, ради бога не дуйся. Я же не тебе в упрек это говорю. Если бы я оказался в том коридоре, мне бы не до рисунков было. Я бы их вообще не заметил, а благодаря тебе мы знаем, что коридор содержал письмена.