— Все… сложнее, но, в общем, можно назвать это и гордостью.
— И вы думаете, что своим отказом досадите им? О, Джесси, вы сделаете плохо только себе, понимаете?
— Себе? — Она передала ему пачку старых концертных программ.
— Да, себе. Есть такая поговорка: «Себе навредить, чтоб другому досадить».
— Бога ради, мистер Эндрюс, как бы вы поступили на моем месте?
— Без вопросов. Я бы посчитал членов совета дураками, принял бы предложение и занялся делом. Я бы не стал мерить свою ценность их мерками и не остался бы сидеть дома, дуясь, как неразумное дитя. — От последних слов у нее защипало в глазах. — Встряхнитесь. Это совсем не похоже на вас. Откровенно говоря, мне неясно ваше поведение. Есть что-то, о чем я, возможно, не догадываюсь?..
— Это… личное. Касается нас с Эдди.
— А… понятно.
Джесси нахмурилась, соображая, как лучше объяснить ситуацию.
— Между нами давнишнее соперничество.
— В самом деле? Гмм, странно.
— Почему?
— Ну, если Эдди вы называете соперником, тогда я хотел бы иметь таких сразу несколько. Если бы они у меня были, мне не нужны были бы никакие друзья.
Джесси заморгала.
— Я же говорила, что все очень сложно.
Мистер Эндрюс улыбнулся.
— Да, конечно, любовь всегда сложна. Впрочем, как и музыка, даже если звучит простенько. Все дело, как ее понимать…
Огорошенная, Джесси уставилась на старика, возившегося с плиткой, на которой он готовил чай.
— Любовь тут ни при чем, мистер Эндрюс. Все дело в жутком эгоизме Эдди.
— А… А у вас самой нет проблем с эгоизмом?
Она покраснела.
— Дорогая моя Джесси, думаю, мне следует сказать вам кое-что об Эдди Палмере. — Он протянул ей чашку с чаем. — Эдди потребовал, чтобы я сохранил это в тайне, но… — Мистер Эндрюс пожал плечами. — В первый раз мы с Палмером разговаривали в августе. Он сам позвонил мне.
— Насчет места дирижера?
— Нет. Он разыскивал вас.
— M-меня?
— Да. Он спрашивал, играет ли в Вустерском симфоническом Джесси Уолш. Сказал, что вы его старый друг и что он пытается разыскать вас. И только после того, как я сообщил ему, что вы у меня играете, он подал свое заявление на вакантное место. Можете назвать меня романтиком, Джесси, но я сказал бы, что парень сделал это в качестве предлога снова стать частью вашей жизни.
Чашка дрогнула в ее руке.
— Да это смешно!
— Разве?
— Так вы хотите ска… О Боже! Что я наделала!
— Наверно, поступили прямо по известной пословице: «Себе навредила, чтоб другому досадить»?
Более часа Джесси бесцельно ездила по городу, пытаясь разобраться со своими запутанными мыслями. В большинстве своем они такими оставались. Однако одна мысль все больше овладевала ею.
Она вдруг испытала неудержимое желание попросить прощения. Какой же ужасный груз вины она взвалила на Эдди! Углядев телефонную будку, она остановила машину.
Лишь на четвертый гудок в Детройте подняли трубку:
— Алло.
Джесси нахмурилась.
— Эдди?
— Нет. Он отсутствует в данный момент. И не будет весь день — подыскивает себе квартиру.
— Подыскивает квартиру? Где?
— Гмм, сегодня, кажется, в районе центрального парка.
— Это в Детройте?
— Странный вопрос, конечно. Оставьте свой телефон, и он позвонит вам, когда вернется.
— Нет, не надо. Я перезвоню сама позже, если разрешите. Благодарю вас. — Прежде чем спросили, как ее зовут, Джесси повесила трубку.
Подыскивает квартиру в Детройте? Зачем, когда вот-вот купит дом Дергудов? У нее вдруг защемило сердце. Джесси поспешила обратно в город, поднялась вверх по знакомой улице, полная предчувствия, и остановила машину перед особняком, в котором была недавно вместе с Эдди.
Только не это, подумала Джесси, увидев подтверждение своим опасениям: на дверях, на том самом гвозде, где он повесил рождественскую трубу, вновь появилось объявление: «Продается». Эдди-таки «ушел со сцены». А она ничего не сделала, чтобы он остался. Она только спорила, цапалась, подначивала и во всем, или почти во всем, что он говорил, сомневалась. И в словах, и в поступках, и в чувствах, и…
Хотя, если подумать, все в поведении Эдди свидетельствовало, что он, например, хочет осесть в Вустере. Говорил же он, что устал от скитаний, соскучился по Пенсильвании, стремится обзавестись собственным домом. А она и это не восприняла всерьез, как и все остальное.
Следующие несколько дней Джесси упорно старалась занять себя. Покупала продукты, наводила чистоту в доме, стирала и… постоянно думала об Эдди, о себе, потом опять о нем. О ночи в горах, как он купал ее в ванне. Теперь все это казалось чем-то далеким и нереальным. Разве что хрустальный ангел с флейтой, подарок, который он ей вручил, свидетельствовал об обратном.
Когда наконец позвонила миссис Конрой и официально предложила ей должность дирижера, Джесси удивила саму себя, ответив:
— Дайте мне пару дней на обдумывание…
Это место вдруг потеряло свою привлекательность. Ее жизнь не кончится, если она отвергнет это предложение. Она преподает, и ничто не мешает ей подать заявление в другой коллектив.
И надо что-то делать с Эдди. Она может обойтись и без Вустерского симфонического, но ей не жить от сознания того, что она обидела Эдди и нарушила все его планы. Раз он хочет вернуться в Вустер, она должна ему помочь.
В канун Нового года Джесси решила поехать в Детройт и лично извиниться перед ним. Эдди, конечно, может и не принять ее извинений, но она все равно обязана так поступить.
Эдди говорил, что в новогоднюю ночь будет играть с джаз-бандом, и это ее устраивало — лучше всего подойти к нему, когда он расслабится и будет в хорошем настроении.
Джесси тщательно накрасилась, оделась в сапфирового цвета платье, оттенявшее ее глаза, украсила волосы двумя черепашьими гребнями. Чуточку духов за ушами, туфли на высоких каблуках и вперед.
Движение на трассе оказалось очень интенсивным, она прибыла в клуб довольно поздно. Он ломился от публики, все столики сплошь заняты. Она почувствовала себя неловко, оказавшись в одиночестве у стойки бара. Но тут официант провел ее к только что поставленному в сторонке дополнительному столику.
Джесси заказала коньяк, чтобы согреться, поискала глазами на сцене Эдди Палмера. И, как всегда, увидев, сразу почувствовала свое трепещущее сердце.
Группа закончила номер и объявила перерыв. Джесси махнула рукой, когда Эдди сошел со сцены, потом встала, чтобы привлечь его внимание. Он увидел, остановился.
Пожалуйста, не отворачивайся, молилась она, пожалуйста, выслушай меня.
