как бы мне не хотелось побыть сейчас одной, мне нужна почему-то именно его поддержка. И у меня ощущение дежавю. Тогда также я плакалась в его жилетку, словно маленькая, и меня обидел мальчик в песочнице, но плевать я хотела на то как это выглядит или называется — сейчас мне важнее пережить этот внутренний смерч. Звоню ему по дороге:
— Пап, ты дома?
— Дома. С тобой все в порядке? — голос папы больше спокойный, что радует.
Я вздыхаю.
— Фактически да, но по состоянию нет.
— Хорошо. Поговорим, когда приедешь.
А едем мы долго — вечерние пробки в центре этому причина, но это наоборот меня умиротворяет. Не хочу приезжать. Хочу ехать и ехать, любуясь огнями прекрасной столицы. Но как и все в этом мире, поездки, какими бы не были красными дороги в навигаторе, имеют свойство заканчиваться. Выхожу из такси и иду домой к папе. Нажимаю звонок, дверь открывается, и через пару секунд я уже стою в обнимку с ним.
— Доченька… С тобой точно все хорошо? — отстраняя меня, он заглядывает в мое лицо.
— Нет, пап. Он опять разбил мне сердце, — снова утыкаюсь в его плечо, прячась от всего мира.
Папа дает мне столько времени, сколько нужно, а когда я сама отстраняюсь, чтобы хотя бы раздеться он говорит:
— Подожди, не раздевайся. Нам нужно съездить — написать заявление на похищение. Я уже обо всем договорился.
— Папа, я была там по своей воле, — немного испуганно поднимаю глаза на отца. Каким бы не был Женя козлом, я не хочу его сажать или вообще как-то привлекать к ответственности.
Папа смотрит на меня как на полоумную и наверняка думает, что у меня поехала крыша на фоне случившегося.
— Не сразу, но потом да. Пап, я его опять люблю, — на глаза наворачиваются слезы.
— Тогда почему плачешь?
Усмехаюсь идиотичности этой ситуации.
— Я ему опять отвратительна — он… Видел мой шрам.
Краснею, потому что видеть его Женя мог только в одном случае, и признаваться в этом родителю очень неловко.
— И сказал, что… — папа пытается подобрать слова. — Он сам сказал, что не может тебя любить из-за твоего шрама?
— Не совсем. Но он попросил за это прощения.
— Я правильно понял, что он попросил прощения, и ты сама решила за что?
— Папа, да не нужно много ума, чтобы понять что к чему. Ты бы видел его лицо, когда он увидел этот шрам.
— Мда, может и видел что-то похожее, поэтому даже представлять не хочу. Ладно. Маш, надо твой телефон на жучки проверить. Мало ли. Давай мне — Артем сейчас подъедет, все сделает.
Не вникая в смысл слов, отдаю папе телефон, продиктовав пароль. Голова тяжелая, и все, чего мне хочется — это в душ и спать.
Ненавижу этот шрам! Ненавижу ту аварию! Ненавижу того придурка, что вырулил на меня, хотя по сути у него не было другого выбора! Ненавижу того водителя грузовика! Всех ненавижу!
Ненавижу…
Долго плачу на полу душевой и даже когда слезы перестают смешиваться с водой я просто сижу, опустив голову на колени, пока упругие капли стучат по голове и спине.
Выхожу из душа выжатая и успокоившаяся, но все равно избегаю смотреть в зеркало, потому что не хочу новой волны слез и переживаний. Закутываюсь в любимый халат, который по-прежнему мне великоват и иду на кухню, где меня ждет папа.
— Не спишь?
— Ждал тебя. Ну как ты?
— Лучше. К тому же переживать на эту тему для меня не впервой. Иммунитет же должен вырабатываться, да? — уже появляются силы на подобие шуток.
— Наверно должен, Маш. Я никого кроме твоей мамы не любил. Пока, — добавляет он, и я чувствую в этом новый подтекст, но глядя на папу, решаю эту тему пока не затрагивать, чтобы не спугнуть. Неужели у папы появился кто-то на горизонте?
Почему-то вспоминаю о Свете:
— Спасибо, кстати, что Свете рассказал, что меня увезли.
Не хочу употреблять “похитили” даже разговаривая с папой, так как это все же не отражает истинной сути.
Папа откашливается и выглядит немного странно, но потом все же отвечает:
— Да, она сильно переживала.
— Если честно, я думала, что за мной приедет какой-нибудь спецотряд по твоей наводке, — улыбаюсь я. — Даже странно, что ты не вычислил где мы.
— Я нашел тебя, — отвечает папа. — Но Света, узнав, что тебя похитила твоя первая любовь, надоумила дать тебе самой определиться. Ну я и подумал, что ты сама не хотела быть найденной, иначе не выключила бы телефон.
— Телефон переставал ловить дома, хотя уже во дворе связь появлялась. Я так и не поняла, что это было, — пожимаю плечами.
— Глушитель связи. Вот говнюк, — хмыкает папа.
— Но в любом случае хорошо, что ты не вмешался. Я должна была это пережить. И как бы Женя ко мне не относился, я ему очень благодарна за одну вещь…
Папа вопросительно смотрит, ожидая продолжения.
— Я не вышла за нелюбимого человека, — поясняю я. — Я правда рада, что не испортила этим жизнь не только себе, но и Роме.
— Да, тут не поспоришь. Если на то пошло — и я этому недоуголовнику благодарен. Ты ведь знаешь: я твоему Роме все равно не доверял.
Дальше мы молча допиваем ароматный чай и идем спать.
А утром перед работой я решаю завершить одно дело.
Еду в кафе недалеко от центра и жду Рому. Телефон остался у папы, хотя уже утром я подумала, что проверять его на жучки бессмысленно — не трогал Женя мой телефон, но тем не менее остаюсь без связи до вечера.
Сегодня понедельник — рабочий день, а Рома всегда перед работой заходит в это кафе.
Пока жду, в памяти всплывает разговор со Светой.
— Серьезно? У вас все настолько серьезно? — удивлялась она три минуты, когда я сказала ей о том, что Рома сделал мне предложение. — Сейчас чувствую себя виноватой в том, что надоумила тебя с ним встречаться. Вот блин.
— Да чего ты, — смеялась я над ее реакцией. — Мы вообще-то любим друг друга.
— Да, любите, — закатила она глаза. — Да вы даже трахаетесь раз в месяц!
— Света! — оглянулась я нет ли кого поблизости, и, убедившись, что ее никто кроме меня не слышал, ответила, опустив взгляд: — Чаще иногда.
— Маш… — ее тон изменился. — Ты прости меня, конечно. Вместо того, чтобы нормально поздравить, я тут свои выводы сую. Просто реально не ожидала, что у вас так далеко зайдет. Я думала он просто раскачает тебя и отправится восвояси, а ты вон как. Про любовь
