— Но, слава богу, это случилось, — прервал его Джим. — И я не хочу, чтобы вы теперь не давали покоя Лейле со своей навязчивой идеей, что должны были узнать друг друга.
На несколько секунд все замолчали.
— Я привез с собой один из наших семейных альбомов, чтобы вы, госпожа Фарли, могли увидеть Лейлу в разные периоды ее жизни, — решил прервать молчание Том.
— Спасибо, — прошептала Мириам. — Как я могу вас отблагодарить? После стольких лет…
Да, прошло двадцать два года. А если бы Камилла и Рихард не погибли в пустыне… Что-то мучительно-тревожное шевельнулось в душе Лейлы. Том сказал бы, что все в мире имеет свое предначертание, что жизнь и смерть — лишь части бесконечного потока. Но почему одним выпадает так много страданий на пути?
— Она приходит в себя, — обрадованно сказал Джим. — Все прекрасно, Лейла, — добавил он ласково. — Ты пришла в свой дом. Наш дом. Так и должно было случиться.
На ее лицо осторожно положили компресс. Веки были тяжелыми, но Лейла с усилием подняла их и огляделась. Она лежала на софе, голова и плечи опирались на диванные подушки. Джим присел на краешек софы, склонившись над ней.
— Ты потеряла сознание, — мягко сказал он.
Лейла никогда раньше не падала в обморок. Она едва могла говорить.
— Извините. Я поставила себя в глупое положение.
— Ничуть не бывало! — откликнулся Брук. — Вполне естественная реакция.
Лейла медленно подняла глаза, чтобы отыскать Брука, но первой, кого она увидела, была Мириам. Она стояла за Джимом и неотрывно смотрела на дочь своими темными светящимися глазами, вероятно, ища сходство с ребенком, которого она потеряла.
И Лейла тоже смотрела на мать, чей облик она не могла помнить, которая не умерла и не покинула своего ребенка в беде, но искала дочь, украденную у нее, все эти долгие годы, и скорбела о ней безутешно.
— Елена? — шепотом произнесла Мириам.
Лицо Лейлы напряглось, когда она услышала это имя, но тщетно искала она ему отклик в своей душе. Его не было. Сколько она себя помнила, она всегда была Лейлой.
— Не тревожь ее больше, Мириам, — быстро сказал Джим. — Вероятно, это не лучший способ.
— Нет, это оптимальный вариант. Лейла поймет меня, — ответил Том со спокойной уверенностью.
Лейла посмотрела на Брука, стоящего рядом с женой. На его лице застыло выражение тревоги и сожаления. Тревоги за падчерицу, которой он не знал раньше, и сожаления по поводу своих сомнений. Ее реакция была настолько сильной, что у Брука исчезли все подозрения в мошенничестве.
Лейла все поняла. Но что будет с ними дальше? Все опять осложнялось. Джиму не нравилась Мириам. Какие бы симпатии ни питала к ней Лейла, мать, которую она никогда не знала, не могла значить для нее так же много, как любимый мужчина. Ее глаза с тревогой обратились на Джима. Как он воспринимал случившееся?
— Все хорошо, Лейла, — успокоил он ее. — Ты не должна делать то, чего тебе не хочется.
— Да, это так, — выразительно подтвердила Мириам.
Это привлекло к ней внимание всех в комнате. Она смотрела на Джима, в глазах ее была твердая решимость.
— Я знаю, вы считаете меня безрассудной и себялюбивой. Но вы ошибаетесь, Джим. Я не хочу вставать между вами и Лейлой, Я никогда не буду мешать тому, что объединяет вас.
Она перевела взгляд на дочь, глаза ее излучали тепло и понимание.
— Мне достаточно знать, что ты жива. И что ты здорова. И очень счастлива с человеком, которого любишь. Я не могла бы желать большего для своей дочери. Я горжусь тобой, той Лейлой, какую я узнала сейчас. У тебя есть все, что я мечтала увидеть в своей дочери: доброта, ум, красота… Я довольна, Лейла.
— А я никогда не гордился тобой больше, чем сегодня, моя любовь, — сказал Брук жене, волнуясь.
Он обнял ее за плечи и притянул к себе.
— Лейла? — Джим привлек ее внимание к себе. — Как ты?
— Так много сделано неправильно. Так много ненужных страданий, — сказала она, желая увидеть в его глазах реакцию на великодушие Мириам, отказывающейся от всех своих претензий ради их счастья.
— Слишком много, — отозвался он. — Я совершенно превратно истолковал сложившуюся ситуацию. И, кажется, никогда бы не понял чего-то важного, если б не встретил тебя, Лейла. Любовь к тебе сделала меня мудрым.
— Ты все еще любишь меня, Джим? — прервала она его.
Сильные руки мгновенно обхватили ее и приподняли, заключая в объятия.
— Я буду любить тебя всегда, вечно, — сказал он страстно, зарывшись лицом в ее волосы. — Люблю тебя, Лейла! И ничто и никогда не изменит этого!
Она вздохнула с облегчением, как будто с души упал груз тяжких сомнений.
— Я тоже люблю тебя, — прошептала она из одного лишь блаженства произносить эти слова. И затем спросила, подразумевая, что это известно лишь им двоим: — Как ты думаешь, Джим, сможем ли мы теперь похоронить прошлое?
Он ласково улыбнулся ей. Его глаза согревали ей душу.
— Это все в наших силах, Лейла.
— Я думаю, твой отец действительно любит тебя, — попробовала она заговорить на эту тему в надежде, что Джим поддержит ее.
Он с улыбкой поглядел на Брука и Мириам, затем перевел искрящиеся счастьем глаза на Лейлу.
— А я абсолютно уверен, что твоя мать любит тебя.
Безмерная радость охватила все ее существо.
— Тогда давайте отпразднуем это событие, — воскликнула она нетерпеливо. — Вместе с моей новой семьей. И моей прежней семьей.
Лейла с любовью посмотрела на своего брата, стоящего несколько поодаль и наблюдавшего за происходящим с тем особым выражением невозмутимого спокойствия, столь характерным для его древнего народа.
Джим и Лейла решили не спешить с осуществлением своих планов. Он считал, что было бы справедливо, если бы они с Мириам могли какое-то время побыть вместе. Джиму и Лейле даже не нужно было расставаться. Долина Баросса находилась достаточно близко от столицы штата, так что он мог ездить на работу в Аделаиду каждый день.
Адель преобразилась под благотворным влиянием нежной заботы и любви, которыми ее готов был одарить каждый. Джеб и Стюарт пришли в восторг, узнав, что Лейла — их единокровная сестра, и, со своей стороны, решили, что их старший сводный брат абсолютно прав в выборе своей будущей жены. Джим вырос в глазах братьев-близнецов. Они прониклись к нему еще большим уважением за то, что он привел Лейлу в их дом, но пальму первенства все без исключения отдавали Тому как человеку, сумевшему распознать в Лейле дочь Мириам.
Чувство взаимной симпатии между Лейлой и ее родной матерью крепло с каждым днем. Узнавая все новые и новые подробности из жизни друг друга, они получали ответы на вопросы, не дававшие им покоя все эти двадцать с лишним лет. Сначала Мириам была осторожна в проявлении чувств, но дочь всячески приветствовала любые знаки нежности и привязанности, и это наполняло сердца обеих женщин счастьем. Взаимоотношения Джима с отцом утратили былую напряженность и стали теплыми и сердечными. В доме воцарилась спокойная и счастливая атмосфера, по поводу чего Гретхен высказалась с большим удовлетворением.
