Слёзы снова подобрались слишком близко к глазам. Я прикусила губу и подошла к кровати.
Конечно, будить дочку нельзя, но надо хотя бы немного раскрыть её.
Стянула одеяло со спины так, чтобы не задеть руку, крепкой хваткой удерживающую ткань, наклонилась и, не удержавшись, поцеловала малышку в лоб.
Горячая.
Тяжело вздохнув, вышла из спальни, оставив дверь открытой, и направилась прямиком на улицу.
— Ты куда? — удивилась мама, но я пропустила её слова мимо ушей, задумавшись.
Плотнее укутавшись в мужскую толстовку, вышла во двор.
Деревня уже просыпалась. Вдалеке слышался собачий лай, в соседнем доме пели петухи, напротив кто-то громко ругался.
Нам очень повезло с этим домом. Несмотря на то, что посёлок уже давно начал превращаться в обычное садовое товарищество, куда люди приезжают только отдохнуть, кое-где ещё жили самые настоящие бабушки и дедушки, разводящие домашний скот и встающие в пять утра, чтобы накормить кур и поросят.
В моём детстве здесь ещё было полно коров, которых сейчас осталось несколько на всю деревню.
Оглядев двор, не заметила Игоря, и автомобиль был пуст.
Вышла за ворота.
Суржевский медленно шёл по улице, заложив руки в карманы чёрных джинс, и осматривал дома наших соседей.
Я не сдержала улыбки. Он довольно забавно смотрится на просёлочной дороге среди деревенских построек.
— Куда ходил? — спросила, когда мужчина подошёл ближе.
— Осмотрелся, — ответил Игорь и глубоко вдохнул. — Я уже забыл, что воздух за пределами города совсем другой. Последний раз был в деревне лет двадцать назад… Как Маша?
— Спит, — ответила, оторвав приклеенный к идеальному лицу Суржевского взгляд, — пойдём в дом, на улице холодно.
— Я дождусь врача. Координаты не слишком точные, не стоит позволять ему тратить время на поиски нужного дома.
Я кивнула. Конечно, координаты не точные, я то знаю дорогу, и в навигатор забит путь только до деревни, чтобы можно было отслеживать пробки.
— Тогда я побуду с тобой.
Игорь ничего не ответил. Мы молча стояли рядом, рассматривая горизонт. За домами напротив нашего начиналось поле, постепенно переходящее в густой лес. Похоже, погода сегодня обещает быть хорошей. Солнце уже освещало макушки деревьев пока холодными лучами, капли вчерашнего дождя блестели на траве и кустах, а мне вдруг стало так грустно…
Потому что Маше плохо. Я ненавижу, когда она болеет. Каждый раз готова отдать всё, чтобы поменяться с ней местами. Теперь мы не сможем пойти за ящерицами, и Маша расстроится ещё сильнее.
А ещё грустно от того, что Игорь рядом, но будто бы далеко.
После совершенно сумасшедшей ночи, я не знаю как вести себя рядом с ним. Теперь снова миллион вопросов. Значит ли для Суржевского эта ночь хоть что-то? Потому что я совершенно точно поняла сегодня утром, что лишь рядом с этим мужчиной оживаю. Только рядом с Игорем оковы, тяжёлыми цепями окутывающие мою душу, спадают, позволяя вдохнуть полной грудью.
И это большая проблема. Потому что я совершенно не уверена, что Суржевский сможет предложить мне то, что требуется. А на роль периодической подстилки я больше не согласна.
Это изначально было ошибкой. Я должна была показать тогда свои намерения, проявить твёрдость, продемонстрировать чувства. Может быть, благодаря этому Игорь не принял бы такого скорого решения не в мою пользу, задумавшись. Моё поведение позволило ему сделать неверные выводы.
Я не перекладываю всю ответственность на себя, но моей вины в нашем общем провале гораздо больше. И теперь я не допущу повторения этой грустной истории. Хотя бы потому, что моё сердец не выдержит.
— Лиса? — послышался голос матери, и она вышла на дорогу. — Лиса, а чья это…
Мама замолчала, уставившись на Игоря. Она оглядела его с головы до ног, а Суржевский рассматривал её в ответ. Мужчина был удивлён, и я могла его понять. Мы с мамой очень похожи, и выглядит она безупречно. Точно не как бабушка.
Мама перевела взгляд на меня и обратила, наконец, внимание на мой наряд… Мужская толстовка.
— Мам, это мой руководитель. Игорь Сергеевич. А это моя мама, Ольга Вячеславовна. Деловой ужин затянулся, и мы решили заночевать в гостинице. Там, где ужинали. И он любезно согласился меня отвезти.
Я опустила взгляд на землю. Стыдно за очередную ложь. И больше всего стыдно, что Игорь опять стал свидетелем моего вранья.
— Доброе утро, — поздоровался Суржевский.
— Здравствуйте, — мама слегка улыбнулась и снова перевела взгляд на меня, осматривая лицо, словно пыталась найти признаки лжи. А они есть. Скрытые высоким воротом толстовки.
— А чего вы здесь? Пойдёмте в дом, сделаю кофе…
— Игорь Сергеевич пьёт только чай, — сообщила матери.
— Значит, чай…
— Я обязательно зайду, как только дождусь врача. Он уже должен подъехать.
И в этот момент послышался звук колёс. Чёрный седан повернул на нашу улицу, и Игорь вышел вперёд, слегка махнув рукой.
ГЛАВА 44
— Ангина, — сообщил доктор, растирая антисептик по рукам, — высокой температуре не стоит удивляться. Как девочка относится к уколам?
Я нахмурилась, бросив на врача говорящий взгляд.
— Как и все дети.
Максим Александрович кивнул.
— Пожалуй, в вашей ситуации можно обойтись таблетками, но обязательно пейте лекарства для восстановления микрофлоры. Я выпишу рецепт. Чем раньше начнёте, тем скорее пойдёт процесс выздоровления. Однако температура может держаться до семи дней. Но если улучшение наступит быстрее, курс лекарств всё равно надо продолжать. Прерываться нельзя. Всё понятно?
Я кивнула, обхватив себя руками. Вот и побегала под дождём за ящерицами…
— А надо соблюдать какую-то диету? Ей же будет больно кушать?
— Да, — врач подтвердил мои опасения, — сегодня лучше кормить бульоном и не заставлять, если будет отказываться. Больше пить. Морсы, компоты. Завтра можно дать суп. И вообще в течение недели стоит воздержаться от твёрдой пищи. Так что запасайтесь курицей. Маша?
Максим Александрович перевёл взгляд на девочку. Она выглядела довольно спокойной — дочка никогда не боялась врачей.
— Сейчас надо будет немножко потерпеть. Я сделаю укол — он собьёт температуру, и тебе сразу станет легче. Я совершенно не больно делаю уколы, за много-много лет научился. Но тебе надо будет лежать спокойно.
Маша нахмурила лоб, подумала пару секунд, пристально разглядывая врача, а потом заявила:
— Вы не старый.
Доктор, сохраняя совершенно невозмутимый вид, продолжил готовить лекарство и спросил:
— И что это значит?
— Это значит, что вы не могли много-много лет делать уколы.
Максим Александрович тепло улыбнулся и, спрятав готовый шприц за спину, повернулся к Маше:
— Ты в школу ходишь?
Маша кивнула.
— Тогда давай вместе считать. Перевернись пока на живот. Мы просто посчитаем, и я подготовлю место для укола.
Дочка перевела на меня немного взволнованный взгляд. Я кивнула и подошла к кровати.
Присев на край, взяла в руку маленькую детскую ладошку и стала перебирать рыжие локоны, пропуская их между пальцами.
— Я работаю врачом двадцать лет, — стал считать доктор, протирая место для укола спиртовой салфеткой, — каждый день я ставлю от двух до двадцати уколов. Работаю примерно двести пятьдесят дней в году. Так сколько уколов я сделал?
— Это слишком сложно, — ответила Маша, — я ещё только в первом классе…
Максим Александрович уколол, медленно ввёл лекарство и сказал:
— Я не очень хорошо считаю, хоть давно закончил школу. Но получается много-много. Ты молодец. Не мешала мне, поэтому я неплохо справился.
— Вы тоже молодец, — ответила девочка, — не обманули меня. И правда, было совсем не больно.
— Конечно. Ты ведь знаешь, что обманывать — это очень-очень плохо.
Маша кивнула.
— Знаю, мама мне постоянно об этом говорит.
Мужчина слегка улыбнулся и, бросив напоследок: «Отдыхай», направился к выходу из комнаты, где как раз показался Суржевский. Похоже, он был рядом всё это время.
