Я не хочу его прикосновений. Они чужие. Инородные.
Он смотрит на меня исподлобья. Тяжело и немного дико.
— Я была беременна… — произношу, отходя на два шага.
— Что? — на его лбу собирается складка. Лицо становится напряженным.
Мои слезы высыхают так же быстро, как возникли.
Мне не больно. Больнее, чем тогда, быть не может.
— Два мальчика, — складываю на груди руки. — Выкидыш на позднем сроке. Так что от меня у тебя детей нет, не нужно так смотреть.
— Почему… блять… — проводит по волосам рукой. — Почему ты не сказала?
— У тебя в паспорте уже стоял штамп. Насколько я знаю, два штампа на одного запрещено законом.
Я знаю, что моя беременность ничего бы не изменила. Он тоже это знает. Но, несмотря на все, я хотела их… с ним или без него…
— Рита… — вздыхает. — Я развожусь. Мы взрослые люди и можем просто начать все заново.
Запрокинув голову, смеюсь.
— Извини, Дим, — трясу головой. — Но отношения с тобой мне неинтересны.
— Уверена? — положив на талию руки, смотрит с насмешкой. — Может, проверим? — недвусмысленно смотрит на мое тело.
— Ты ошибся адресом.
— А, да. Точно. Ты же влюбилась, — снова усмехается. — Как в первый раз?
Мой первый раз?
Переплюнуть его действительно сложно.
Отвернувшись, смотрю в пол. Прежде чем дать ему ответ, воскрешаю в голове образ Стрельцова. Черты его лица, тембр его голоса. С трепетом внутри живота воскрешаю в памяти его тело. Его яркие зеленые глаза и то, как они смотрят на мир. Как смотрят на меня. Будто он никогда не прошел бы мимо. А я? Я могла бы пройти?
— Знаешь… — смотрю на Миллера, теряя свою веселость. — Я боюсь думать о том, что могла бы встретить его, будучи твоей…
Дерзкого. Непробиваемо упрямого. Знающего, чего хочет, и решившего за меня, чего хочу я.
Невыносимо…
Влюбленность в стоящего передо мной мужчину была такой яркой, что за ним я не видела никого. Никаких других мужчин.
Вот что пугает меня по-настоящему!
Это то, о чем я думаю уже целую неделю.
Дима слушает молча, но с налетом скуки на лице, ведь мужчины не любят слушать про других мужчин. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Но раз уж он здесь разбрасывается своими вопросами, то получит на них ответы.
— Но ты — это не он, — продолжаю, глядя в его глаза. — И еще больше я боюсь вообще никогда его не встретить. Это не как в первый раз, Дим. Это как раз и навсегда.
— Как романтично, — замечает сухо.
— Твое время истекло, — отвечаю ему. — И больше сюда не приходи.
— Значит, все? — спрашивает хрипловато.
— Будь счастлив, — желаю ему.
Повисшая тишина не давит мне на уши. Не терзает и не выворачивает наизнанку.
Надев на лицо маску спокойствия, он кивает.
— Сейчас я бы все сделал по-другому, — говорит тихо.
— Теперь уже не важно, — отрезаю.
Подойдя ко мне, он снова протягивает руку. Обняв пальцами подбородок, гладит мою щеку.
— Счастлив я был только с тобой, — произносит печально.
— Нет, — стряхиваю его пальцы. — Не был.
— Не будь так уверена.
— Ты разбил мне сердце, мудак, — бросаю с горечью.
— Прости.
— Прощаю.
Смотрит на меня секунду, а потом идет к двери.
Целую неделю я думала о том, могла ли стать счастливой, выбери он меня? Может быть. Но то была бы уже другая “я”, а другой я быть не хочу. Если и есть на свете день, в который я хотела бы вернуться, так это в тот, где непонятный тип в видавших виды кроссовках тычет в меня своим удостоверением. Одного взгляда на него мне было достаточно, чтобы на секунду потерять мозги.
Кажется, я потеряла их окончательно, потому что, когда за Миллером закрывается дверь, бреду в свою комнату и, достав из бельевого ящика бархатную коробочку, извлекаю оттуда кольцо. Глядя на то, как бликует свет в гранях маленького бриллианта, стираю со щеки слезу.
— Ты у меня попляшешь, — обещаю в сердцах, со злостью надевая кольцо на безымянный палец.
Глава 17. Глеб
— Для группы быстрого реагирования еще восемь человек не хватает, — Володя нервничает и стучит пальцами по моему рабочему столу. — Я уже свои запасы исчерпал. Толковые пацаны на дороге не валяются, тем более на зарплату, как мы предлагаем.
За дверью каморки моего кабинета долбит по стене перфоратор.
Ремонт хоть и бюджетный, но масштабный, потому что нам нужно много новых помещений для нового штата, который сильно увеличится к концу следующего месяца.
Эта долбежка мешает говорить, поэтому повышаю голос:
— Зарплату будем поднимать, ты это донеси до всех! Попробую по своим каналам народ пошерстить. Давай пару человек у инкасаторов заберем!
— А кто инкассировать будет?! — протестует.
— Через две недели с продуктовой сеткой договор заканчивается, перезаключать не будем! — пытаюсь переорать перфоратор.
— Да… блять! — злится Володя, когда вой раздается прямо у нас над головой. — Мы с ними уже пять лет работаем! Нахера?! Клиент ценный!
— Других найдем! — отмахиваюсь. — Клиенты будут!
— Перед клиентом не удобно!
— Предупреди их заранее, пусть ищут новую охранку!
Морщась от шума, чиркает себе в блокноте заметку.
Листаю свой блокнот, в котором лютый бардак, чтобы посмотреть, какие еще вопросы хотел обсудить со своим совладельцем.
В дверях появляется голова Маринки, нашего юриста. Девчонка совсем, но очень ответственная. Краснодипломница и отличница. Пришла по объявлению, и я ее нанял.
— Глеб Константинович! — пищит. — У меня все готово.
— Иду! — сгребаю со стола телефон. — Так, я погнал, — говорю Володе. — Если что, я на связи.
Володя задумчиво смотрит в окно, а я беру с тумбочки сумку с ноутбуком и выхожу из кабинета.
— Вот здесь наклейки сделала… — на ходу поясняет Марина, передавая мне стопку подготовленных к подписанию договоров. — Как обычно: подпись, печать обязательно проверьте… и на каждой странице подпись…
— Понял, — забираю у нее документы и пожимаю руку одному из парней-инкассаторов.
Пройдя по коридору мимо бухгалтерии, выхожу на улицу через заднюю дверь. Мы арендовали здание бывшего сельпо. Старье дикое, зато два этажа и почти центр города. Двор завален строительным мусором, который через пару дней должны вывезти.
Погода сегодня отличная. Прохладно, зато сухо. В машине включаю печку, решая потратить минуту на прогрев двигателя. Достав из кармана телефон, проверяю почту и сообщения.
Тру ладонью щетину на подбородке, когда телефон начинает звонить.
— Да? — отвечаю мгновенно.
Я всегда на связи. В любое время суток. Хочу, чтобы она в это врубилась. Я рядом. Каждую гребаную минуту ее и своей жизни. Я не хочу оставлять ей пространство для маневра, которое образуется, стоит мне хоть бы на сантиметр сдать назад. Я уступал ей множество раз. Скрипя зубами и, блять, через очень большое внутреннее преодоление, но в этот раз будет по моему. Вопрос слишком щепетильный, и я не могу доверить его решение ей, иначе она потратить хренову тучу нашего общего времени впустую.
Несмотря на крамольный аврал и легкий бардак моей жизни после ее недавней глобальной перестройки, у меня существует одна базовая жизненная потребность. Ее зовут Маргарита Айтматова, и деловые нотки в ее голосе заставляют меня немного сощурить глаза.
— Доброе утро, — слышу в трубке.
— Доброе, — отвечаю ей.
В этот раз на обработку информации у нее ушло два дня. Я не жду ее капитуляции, но я охеренно спокоен, потому что знаю — это произойдет рано или поздно, мне остается просто ждать и надеяться на то, что она не будет психовать слишком долго.
Я не стану делить ее ни с чем. Ни с ее прошлой жизнью, ни с каким-то другим мужиком, который мелькает перед глазами, выводя меня из себя. Я слишком долго ее ждал, твою мать.
— Как у тебя дела? — интересуется Рита.
Фоном для ее голоса служит абсолютная тишина, которая характерна для замкнутого уединенного помещения. Возможно, это ее офис в бизнес-центре или ее квартира. В любом случае, интонации ее голоса обещают, что после этого разговора мои дела станут на пару процентов хреновее.
