что ты сделал с моей сестрой? Она плачет на ровном месте, — не по-детски серьёзно, возмущается чудо-ребёнок.
Я клянусь Оленьки, что я здесь ни при чём, хотя сам уже несколько раз замечал заплаканные глаза Вики, но Виктория раскрывать причину слёз отказывалась или просто отвечала, что не знает её. Странно…
Вечером укладываемся спать на нашем любимом диване. Именно этому дивану я благодарен за сладкие ночи, когда в моих объятиях спит моя девочка.
К сожалению, через несколько дней звонит мамин врач и сообщает, что мамуле становится хуже, она отказывается от госпитализации и перечит во всём врачу. Как бы я ни пытался её убедить, мама ничего не хочет слышать. Разговариваю с отцом и принимаю решение ехать к родителям. Родители подарили нам с Германом всё: жизнь, беззаботное детство, образование и во всём всегда поддерживали и помогали. Я не имею права оставить мамулю сейчас одну, один на один с её недугом.
— Виктория, поехали со мной, — предлагаю я своей девочке. — Не поехать я не имею морального права, там плохо моей маме, а оставить тебя здесь, мне не хватит сил.
Вика поворачивает ко мне своё милое личико, прикасается к моей щеке своими пухленькими от поцелуев губками и тихо поясняет:
— Я не могу поехать. У меня нет загранпаспорта.
— В смысле? — слегка опешив спрашиваю я.
— Что в смысле, Генри? Срок действия первого паспорта давно истёк, больше я не делала. Зачем? Мы с Максом не отдыхали за границей и даже не собирались, — поясняет Вика и смотрит на меня своими шикарными шоколадными глазками.
— Вика, к моему возвращению сделай, пожалуйста. В следующий раз поедешь обязательно.
Она утвердительно кивает головой и целует.
Контролировать себя всё сложнее, да ещё осознание того, что долго не смогу её видеть и поцеловать, делает своё дело. Я слегка приминаю мою девочку к дивану и отправляю нас в нирвану. Вика в самом начале пытается вяло сопротивляться, а потом прижимается ко мне. Останавливаюсь только для того, чтобы перейти в спальню и расположиться с моей желанной девочкой на кровати, а Вика лишь стонет мне с губы:
— Не отпускай меня, Генри… Не разрешай мне думать, прошу…
— И не собираюсь, — рычу в ответ.
Через сутки я уезжаю. Вика провожает меня. На прощание целует и шепчет:
— Может это и к лучшему.
Ничего не понимаю… Что к лучшему?..
Глава 25
Виктория
После отъезда Генриха я окунаюсь в работу с головой. Именно в ней я нахожу то спокойствие, которое мне необходимо.
Последняя ночь, проведённая в объятиях Генри была незабываема. Столько ласки моё тело ещё не получало. Казалось, я утром не встану. Встала… А вот настроение взлетело вверх. Я любима и люблю! К чёрту всё остальное. Я с Максом прожила шесть лет, Генрих это знает и его это не смутило. Значит ничего и не произошло. Живём дальше. Не могу я отказаться от Генри ни под каким предлогом!
Но! Несмотря на занятость, я всё же нахожу время и записываюсь к врачу. С моим организмом что-то не так, но вот что, я понять не могу. Если бы я только могла предположить, что этот приём сломает меня…
В жизни каждого человека однажды наступает момент, когда кажется, что ты потерялся и не знаешь, куда идти дальше. У меня такой момент наступил две недели назад в кабинете гинеколога.
После выяснения моих жалоб и тщательного осмотра, врач вынес свой вердикт.
— Всё у Вас в порядке, милочка. Всё даже очень хорошо. Вы беременны. Срок точно сказать не могу, только плюс-минут пару недель, коль у Вас цикл неустойчив, и Вы точно не помните, когда была последняя менструация. Точный срок скажу по узи.
Я тогда молча уставилась на доктора, даже не заметила, как на меня смотрела медсестра, поедая своими колючими глазками.
— Катенька, оставь-ка нас одних, — просит доктор и после того как за девушкой закрывается дверь, спрашивает. — Ребёнка не планировали?
— Нет…
— Беременность будете оставлять?
— Не знаю…
В тот момент я плохо что-либо соображала. Мне даже казалось, что всё это происходит не со мной.
— Мне нужно подумать, — и я выбежала из кабинета.
Сбежала. Только вечером сообразила, что доктору ничего не ответила.
Ночь проревела, следующий день молчала, не ответила ни на один звонок. Только с бабушкой поговорила, но и ей не сказала ничего. Звонки от Генриха и Дашки просто сбрасывала. Зная, что Дашка это так не оставит, с ней разговаривать придётся, написала смс-ку с извинениями и обещаниями перезвонить позднее.
Татьяне пришлось всё рассказать. Подруга рядом. Понимающая и всё видящая подруга… Да и мне просто нужно было кому-то выговориться…
— И что тут думать? Чего реветь? — Таня сидит рядом со мной на диване и, словно мама, поглаживает меня по руке.
— Как ты не понимаешь, Тань! Как я это скажу Генриху? Мы с ним о ребёнке вообще не говорили. Да и предохранялись каждый раз. Один раз только забыли…
Я сижу на диване в нашей с Генрихом квартире (именно в нашей квартире, мне здесь спокойно и уютно, как дома в детстве, даже несмотря ни на что), обхватив себя руками, и хлюпаю носом.
— Забыли они. Забыли — получите, — смеётся по-доброму Танюшка. — Эх, Вика, ты у меня, подруга, как маленькая… Вот уверена, Генрих только рад будет.
— Ага, — перечу я. — А если ребёнок не его, а Макса? Он тоже рад будет?
— Вот здесь ничего сказать не могу, — задумчиво говорит Таня. — Если любит, то поймёт. Ты ему, конечное, ничего не рассказала?
— Нет… — мрачно произношу я. — А надо было? — задаю я глупый вопрос, Танюша лишь пожимает плечами.
Что мне делать? Я так давно хотела ребёнка, уговаривала Максима. А сейчас? Что мне делать сейчас?
«Мамочка, миленькая, подскажи мне… Я запуталась, мамочка…».
Наверное, впервые после ухода мамы, я ощущаю эту дикою тоску и одиночество без неё. Как жестока жизнь… В тот момент, когда мама заболела, я была занята Максимом. Он сломал ногу и сидел дома, требуя, чтобы нянька в моём лице находилась всегда под рукой. Мне даже пришлось взять отпуск, чтобы ухаживать за ним. С мамочкой я разговаривала каждый день по телефону, но она ничего не говорила насколько серьёзно её заболевание, а я поехать к ней не могла, нянчась с этим самовлюблённым верзилой. Лишь накануне операции я не выдержала, психанула и уехала к мамочке. Как она изменилась за время болезни, как-то резко похудела и состарилась в одночасье. Рядом с ней всё это время находился её муж.
