Он медленно повернулся. Его серые глаза неторопливо и внимательно осматривали ее. Как лед, который жжет. Так она подумала и тогда. Сейчас она узнала этот взгляд.
Судорожно глотнув, Фиби сделала шаг назад.
— Я не знаю, кто вы такая, черт побери, чтобы врываться и обвинять меня подобным образом! — Каждое его слово было подобно удару хлыста! — Но вы совершаете большую ошибку, молодая леди.
Он замолчал, глядя на ее лицо в обрамлении светлых волос, форменную одежду — белую блузку и короткую черную юбку, — стройные ноги в далеко не изящных, но удобных туфлях. Все оценил и отверг с отвращением, которое она так отчетливо запомнила еще шесть лет назад.
А потом уже мягко произнес:
— Меня зовут Эштон. Доминик Эштон. А теперь назовите мне хотя бы одну причину, которая не позволит мне вышвырнуть вас за дверь.
Он почти не изменился. Он и тогда не показался ей красивым. Его нос был чересчур длинным, узкий рот и слегка выступающий подбородок придавали лицу выражение надменности, а серые глаза смотрели с излишней проницательностью. Сейчас он выглядел гораздо более уверенным, чем в их прошлую роковую встречу.
Изменилась лишь я, подумала Фиби, и волна того гнева, что привел ее в эту комнату, снова нахлынула на нее. Но она уже не была больше той вероломно обманутой шестнадцатилетней девочкой.
Тара же действительно нуждалась в заботе, и сейчас это самое главное. Фиби вздернула подбородок.
— Причину, мистер Эштон, зовут Тара. На прошлой неделе она проводила время, совершенно без присмотра, в Весткомбе.
Он нахмурил темные брови:
— Что за чудовищный вздор?
— Совсем не вздор! Хотела бы я, чтобы это было так. Девушка, которая присматривает за Тарой, разрешала ей одной пить чай в кафе, где я работаю, а сама бегала на свидания со своим парнем.
Воцарилось тягостное молчание. Доминик Эштон все еще смотрел на нее в упор, но у Фиби было ощущение, что он ее совсем не видит.
Наконец он сказал, как бы про себя:
— Я должен в этом разобраться, — и пошел к двери.
— Если вы собираетесь найти Синди, то ее здесь нет, — бросила она вслед. — По крайней мере, я так думаю. Она не вернулась, чтобы забрать Тару. Ее машина все еще на автостоянке, на торговой площади.
Он остановился. Посмотрел на нее. Сосредоточенное лицо вдруг стало измученным.
Она ненавидела этого человека все эти шесть лет за то, что не нашла в нем ни понимания, ни сострадания, но она не могла себе и представить, что ей будет так жалко его.
Эштон стоял в самом центре своей деловой империи — среди компьютеров, модемов, всевозможной оргтехники, — внезапно потерявший контроль над ситуацией, беззащитный и растерянный.
— Я верю вам, но все-таки должен сам убедиться. — Он постоял в нерешительности. — Пожалуйста, присядьте, мисс…
— Грант, — сказала она. — Фиби Грант.
— Я велю моей экономке принести вам кофе.
— Она сейчас занята, кормит ужином Тару.
— Да, конечно, — резко сказал он. — Я не подумал. — И снова посмотрел на нее, нахмурившись, будто силился что-то вспомнить. — Где именно, вы сказали, была моя дочь?
— В кафе-кондитерской «Клоувер». Я там работаю официанткой. Она сидела за одним из моих столиков. Однажды днем я вышла за ней и увидела, как Синди ее встречает. Так я узнала о приятеле Синди. Не от Тары.
Он посмотрел на нее как на ненормальную:
— Какое это имеет значение?
— Тара обещала Синди ничего не говорить. Она боялась нарушить данное слово.
— Бог мой! — только и произнес он. Затем указал на шкаф: — Вы найдете там графин и стаканы. Налейте себе немного бренди и плесните мне. У вас такой вид, словно вы нуждаетесь в этом, да и я тоже.
— Да, но я не пью, — возразила Фиби.
— Тогда, вероятно, вам следует начать. — Его серые глаза придирчиво осматривали ее. — Или вы всегда такая бледная?
— Меня ждет такси. Я хочу уехать.
— Я был бы очень вам признателен, если бы вы остались. В конце концов, вы заварили эту кашу, бросили мне в лицо нелепые и оскорбительные обвинения. Мне бы хотелось иметь возможность оправдаться. Но прежде мне нужно поговорить с Тарой. — Он помолчал. — Ну, так как?
Стараясь избегать его взгляда, Фиби кивнула и прошла к креслу, стоящему возле камина.
Услышав звук захлопнувшейся двери, она почувствовала некоторое облегчение.
— Он не узнал меня, — прошептала она. — Он даже не вспомнил, как меня зовут, хотя, сказать по правде, тогда я назвала только имя, но не фамилию.
— Кто вы? — с настойчивостью и злостью он требовал ответа шесть лет назад.
И хотя мысли путались у нее в голове, от стыда, смущения и нестерпимого чувства тошноты она промямлила:
— Фиби.
Разумеется, и выглядела она совсем иначе. Тогда ее неприметные, коротко стриженные волосы были упрятаны под светлые локоны парика, а лицо было покрыто толстым слоем косметики.
Мне казалось, что я выгляжу такой шикарной… такой утонченной, печально подумала она. А меня просто подставили.
Ее охватил озноб, и она протянула руки к огню. Кресло было глубоким и удобным, но она не могла позволить себе расслабиться.
Доминик Эштон, возможно, ее и не узнал, но она-то его узнала сразу!
Если бы Тара призналась, что ее фамилия Эштон, хватило бы у меня мужества приехать сюда и столкнуться с ним лицом к лицу? — спрашивала она себя. Вероятно, нет… И откуда взялась эта фамилия — Вейн?
Мне не нужно этого знать, твердо напомнила она себе. Я сделала то, чтособиралась. Тара в безопасности. А родственные связи в этом доме — не моего ума дело.
В прошлый раз она не могла не заметить, что Доминик Эштон женат. Должно быть, и Тара уже родилась. Сейчас, по-видимому, он вдовец. В его жизни за последние шесть лет произошли события более драматичные, чем какая-то банальная, хотя и жестокая, шутка. И страдания, причиненные ей, показались совершенно ничтожными в сравнении с тем, что пришлось пережить ему.
Казалось, прошла вечность, прежде чем Эштон вернулся с подносом, серебряным кофейником и двумя чашечками.
— Думаю, нам обоим нужно перевести дыхание.
Фиби неуклюже поднялась, ей показалось, что ее юбка слишком задралась, открыв длинные, в черных колготках, ноги.
— В этом нет необходимости, мистер Эштон. Я сделала то, что считала нужным, и сейчас просто хочу уехать. Меня ждет такси.
Он отрицательно покачал головой:
— Я расплатился с ним и отпустил.
— Зачем вы это сделали? Вы не имеете права…
— О, прошу вас, — сказал он, теряя терпение. — Безусловно, у меня есть полное право выяснить, что происходит. А когда мы поговорим, я сам отвезу вас домой.
