Но какая-то его часть неосознанно отметила, насколько тонка ее бледная кожа — он словно чувствовал пульсацию крови в просвечивающих голубых венах.
Алехандро стало жарко, нестерпимо захотелось пить. К тому ж он устал от их словесного противостояния, в которое превращался каждый их разговор с этой женщиной.
Он отступил назад.
— Я буду с Мигелем возле бассейна, пока вы не присоединитесь.
Брин посмотрела на Алехандро из-под опущенных ресниц. Что это было? Похоже на электрошок. И без того острое восприятие этого мужчины усилилось стократ. В короткий миг соприкосновения их рук она словно услышала биение его сердца. Очень странно, если учесть, что сердца у Алехандро Сантьяго как раз нет.
Только бы он не был слишком нетерпеливым с Майклом!
— Полагаю, мой приход немедленно освободит вас для занятий более важными вещами, — не удержалась она от колкости.
Гримаса на лице Алехандро и сжатые губы выдали его раздражение.
— Вы же знаете, у меня есть дела, — резко ответил он.
— Тогда не смею более отрывать вас от них.
Глаза Алехандро угрожающе сузились.
— Вы — гость в моем доме, Брин, и с вами будут обращаться с должной учтивостью. Но я предупреждаю вас — не испытывайте мое терпение, ибо последствия могут вам не понравиться.
Наверняка не понравятся, с печальной иронией подумала Брин. Алехандро, без сомнения, может сделать ее жизнь здесь невыносимой.
— Я буду иметь это в виду. А сейчас, если не возражаете, я хотела бы распаковать свои вещи.
Пожав плечами, Алехандро стремительно вышел из комнаты.
Брин же была крайне раздосадована тем, как на нее воздействовал этот мужчина. Ни разу в его присутствии она не чувствовала себя спокойной. Всякий раз, стоило ему оказаться поблизости, ее кожу начинало покалывать, как от жгучей крапивы. И всякий раз ей хотелось стряхнуть с него это холодное высокомерие, которое казалось ей маской. Хотя, возможно, она и ошибалась, но ведь влюбилась же в него веселая и жизнерадостная Джоанна? Может, если снять маску, под ней окажется истинный Алехандро Сантьяго?
По крайней мере, ради будущего Майкла Брин надеялась, что это так.
Алехандро был рад, что надел темные очки, которые позволили ему скрыть удивление при проявлении Брин в бирюзовом бикини. Без брюк и блузок строгого покроя, в которых он неизменно видел ее при встречах, у нее оказалась великолепная фигура. Кожа имела необычный золотисто-кремовый оттенок, ноги были длинными и стройными, талия — тонкой, бедра — соблазнительно округлыми, а грудь… грудь — дерзко приподнятой.
Но главное ее очарование заключалось в том, что Брин, похоже, не осознавала, как волнующе покачиваются ее бедра при ходьбе. Алехандро же, глядя на Брин, неожиданно почувствовал, как по его телу прошла дрожь.
— Теперь вы можете идти, — холодно произнесла она, усаживаясь в шезлонг.
Ее язвительный тон наверняка охладил бы пыл любого мужчины, но Алехандро их пикировки только возбуждали.
— Именно это я и намерен сделать, — сказал он, поднимаясь. — Обед в восемь тридцать.
— Это слишком поздно для Майкла, — тут же возразила Брин.
Пожалуй, действительно поздно для ребенка. Но Алехандро просто не представлял, насколько должен измениться весь уклад его жизни с появлением сына.
— Может быть, мне поговорить с вашим поваром, чтобы для Майкла приготовили ужин пораньше? — Брин решила несколько смягчить ситуацию, увидев, что Алехандро растерялся. — Обычно Майкл ложится спать в восемь.
Она понимала, что жизнь мальчика неизбежно изменится, но не с первого же дня.
Брин посмотрела на Майкла, который плавал в бассейне словно рыба. К вечеру он устанет от новых впечатлений, и ей надо пока попытаться сохранить его привычный распорядок.
— Да, пожалуй, так будет лучше. — Алехандро кивнул и повернулся, чтобы уйти.
— Скажите, — остановила его Брин неожиданным вопросом, — кто присматривал бы за Майклом, если бы меня здесь не было?
Алехандро уловил колкость в ее словах, но ответил:
— Я договорился с дочерью Марии. Мария — это моя кухарка, — пояснил он.
— Еще один чужой человек, — горько усмехнулась Брин.
— Послушайте, не стоит… — прервал ее Алехандро, нахмурившись. — Для всех нас многое сейчас внове, — произнес он негромко. — Я рассчитываю, что ваше присутствие поможет нам все как-то… наладить.
— Под «нам» вы, вероятно, подразумевали себя? — не удержалась Брин от сарказма. — Что ж до меня, то я в одиночку заботилась о Майкле последние два месяца.
Алехандро прерывисто вздохнул.
— Вы намерены ссориться со мной все время, пока находитесь здесь?
— Как получится.
В конце концов, единственное, что ее волнует, — это благополучие Майкла.
Хотя надо сказать, что здесь и сейчас Алехандро Сантьяго вовсе не казался чужестранцем. Скорее, это она с ее рыжими волосами и бледной кожей была здесь не к месту.
— Что ж, по крайней мере, честно, — хмыкнул Алехандро.
— Надеюсь, вы и впредь не усомнитесь в моей честности.
— Посмотрим. — Алехандро с улыбкой наблюдал, как брови Брин поползли вверх от удивления. — Я — за честность. Нечестность же не приемлю ни в каком виде. — Улыбка сошла с его лица, и оно снова окаменело, когда он вспомнил о лжи Франчески, об их браке, который научил его не верить ни одной женщине. Никогда. — Кстати, если вам требуется сообщить кому-нибудь о своем благополучном прибытии…
— Кому-нибудь? — эхом повторила Брин с насмешливой улыбкой.
— Вашим родителям, например, — нетерпеливо пояснил он. — Мне кажется, они должны знать, что вы и Мигель добрались благополучно.
Улыбка Брин угасла, когда она подумала об отце с матерью. После гибели Тома и Джоанны мама слегла, и теперь отец должен был заботиться о ней, хотя с трудом справлялся с собственной болью. Ситуация с Майклом оказалась попросту за пределами их понимания.
— Да, должны, — согласилась Брин.
— Можете свободно пользоваться телефоном в гостиной. У меня в кабинете отдельная линия.
Брин очнулась от грустных мыслей.
— Спасибо, непременно воспользуюсь.
— Я искренне надеюсь, что словесная перепалка не будет иметь продолжения за обедом.
— Думаю, будет. — К Брин вернулся насмешливый тон.
Итак, помимо раздражения, которое Алехандро постоянно испытывал при общении с этой женщиной, он теперь обречен еще и на несварение желудка! Он с тоской подумал о своей отлично налаженной еще совсем недавно жизни, до того, как два месяца назад он узнал, что Мигель — его сын. До того, как в нее ворвалась невыносимая Брин Салливан и теперь отказывается исчезнуть.
