Когда Эшли нервничала, начинала слишком много болтать. А ему ни к чему знать все подробности.
– В общем, я здесь живу, – заключила она.
– Но в отличие от твоего деда ты живешь здесь постоянно?
То ли из-за интонации, то ли из-за легкого акцента, это прозвучало скорее как утверждение, чем как вопрос.
– Совершенно верно, – ответила она, – уже полгода.
Витор снял очки, сложил и опустил в верхний карман пиджака. По спокойному взгляду его темно-карих глаз было ясно, что удивление от встречи с Эшли уже прошло. Быстро справился, раздраженно подумала она. Но самообладания Витору д'Аркосу всегда было не занимать, а опыт автогонщика научил его переключаться в считанные доли секунды.
– Ты продаешь расписные изразцы, – сказал он, и на этот раз не было ни малейшего сомнения: он говорит о том, что ему хорошо известно.
Эшли бросила на него опасливый взгляд из-под густых темных ресниц. Может, Витор и не знал, что она живет в этом доме, но кое-какие сведения он собрал. Для чего? Она опять насторожилась. Какое ему дело до ее теперешней жизни?
Да, – односложно ответила она.
Мало похоже на то, как ты колесила по всему миру. Тогда, как мне помнится, ты была директором по дизайну в одной из ведущих английских компаний и занималась интерьерами, – заметил Витор.
– Конечно, но мне нравится, что у меня свое дело. Пусть я пока что не добилась высокого положения и не получаю ежемесячно солидный чек, но есть особое удовольствие в том, что торговля растет только благодаря твоим собственным усилиям. А моя торговля растет быстро. Всего четыре месяца я этим занимаюсь, а мои изделия уже пользуются спросом. Недавно даже позвонила одна женщина – не отсюда, а из самого… – Эшли замолчала, чувствуя, что снова заболталась. – Время идет, люди меняются, – заключила она.
Витор поднял бровь.
Некоторые – до неузнаваемости.
В каком смысле?
Я никогда не видел тебя в таком… будничном виде.
Эшли попыталась взглянуть на себя со стороны. Раньше она тщательно следила за своей одеждой, прической, макияжем, а теперь… Ее рабочий костюм состоял из футболки с вырезом лодочкой, которая вечно сползала с плеча, потертых шортов и шлепанцев. Утром, после душа, она подкрасила ресницы, и тушь еще оставалась на глазах, а вот розовый блеск для губ давным-давно стерся. Волосы, которые она когда-то в Лондоне приводила в порядок у лучшего парикмахера и которые раньше плавной волной спадали на плечи, уже несколько месяцев не стрижены, и теперь они небрежно схвачены узлом на макушке. Эшли покраснела. Хотя она и понимала, что смахивает на оборванца, было неприятно, что ей об этом напомнили.
– Если бы я знала, что ты объявишься здесь в таком виде, будто тебя прислали с киностудии сыграть роль этакого магната с Уолл-стрит, – Эшли окинула взглядом его безупречный костюм, – то уж непременно подложила бы плечики и надела туфли на каблуках.
Витор поморщился.
– Передам твой комплимент моему портному. Только ты меня не так поняла. Я нахожу, что ты прекрасно выглядишь. – Он бросил взгляд на ее высокие скулы, припухлую чувственную нижнюю губу и четко очерченную верхнюю, гладкую, как персик, слегка загорелую кожу. – Ради такого личика можно подвиги совершать. – Он многозначительно посмотрел на нее и, помолчав, добавил: – А твое тело способно свести мужчину с ума. Тебе нравится жить в Альгарве? – переменил он тему.
Щеки Эшли пылали, у нее защемило сердце. К чему эти комментарии? Зачем напоминать о том, что когда-то случилось и что невозможно изменить? Но Витор не был настроен враждебно. Скорее наоборот – добродушно.
Мне здесь очень нравится, – сказала Эшли.
У тебя появились друзья?
Да, и немало. Два раза в неделю мы с молодыми мамами собираемся на посиделки и…
А мужчины есть знакомые? – перебил ее Витор.
Эшли нахмурилась. Это не его дело.
– А что тебя привело в эти места? – в свою очередь спросила Эшли, решив для себя раз и навсегда, что если кто и будет задавать здесь вопросы, так это она.
Губы Витора медленно растянулись в той самой знаменитой улыбке, что заставляла когда-то его почитательниц совать ему в руки бумажки со своими телефонами. Порой к этим бумажкам прилагалось еще и кое-что из нижнего белья.
– Приехал, чтобы обсудить с тобой одну сделку, – сообщил он.
– Сделку? Со мной? – переспросила Эшли.
Значит, она ошибалась и его появление здесь не случайно.
– Что за сделку? – подозрительно спросила она.
Витор расстегнул пиджак.
– Может, поговорим в доме? Там прохладнее, – предложил он.
Для Эшли настал неприятный момент. Она не хотела пускать Витора д'Аркоса в дом. Она не хотела, чтобы он к нему даже приближался. Какая бы ни была эта таинственная сделка, теперь, когда выяснилось, что он ее вовсе не выслеживал, Эшли хотела только одного: чтобы он убрался восвояси. И поскорее.
– В мастерской будет удобнее, – сказала Эшли и поспешно пояснила: – Я начала расписывать плитку и хотела бы закончить, пока краска не высохла. Сюда, пожалуйста.
Она резко повернулась и зашагала к мастерской.
– Слушаюсь, капитан, – раздался у нее за спиной голос Витора.
В мастерской Эшли сразу уселась за работу. Я что, хочу таким образом спрятаться от него? – думала она, опуская в краску кисть. Пусть так, но Витор все заполнял своим присутствием, и из чувства самосохранения она стремилась выстроить хоть какое-то заграждение. Только сейчас она заметила, что непослушная футболка сползла с плеча, и поспешила натянуть ее обратно.
– Итак? – Эшли вопросительно посмотрела на Витора.
Он кивнул в сторону стоящих на полках плиток:
Можно взглянуть?
Давай, – последовал лаконичный ответ.
Эшли углубилась в работу, но, когда Витор, откинув полы пиджака, засунул руки в карманы брюк и стал прохаживаться, разглядывая выставленные на продажу образцы, ее взгляд непроизвольно скользнул за ним следом. Эшли отметила, что Витор тоже почти не изменился. Может быть, четче стали линии лица да на висках кое-где начала пробиваться седина, но, тем не менее, Витор д'Аркос оставался по-прежнему – нет, не красивым, для этого у него был слишком внушительный нос и тяжелый подбородок, но весьма привлекательным мужчиной.
Вот он повернулся, чтобы рассмотреть еще один ряд плиток, и луч света упал на левую сторону его лица. От края глаз, по щеке к подбородку темное золото его кожи прорезала тонкая неровная белая линия. У Эшли перехватило дыхание. Шрам, должно быть, остался от тех ран, которые он получил, пытаясь вытащить Саймона из-под обломков автомобиля, и о которых позабыл, накинувшись тогда на нее с обвинениями.
У тебя великолепное чувство стиля, – заметил Витор.