— Ты, ублюдок, не смей даже думать о том, чтобы распространять эту ложь.
— Не ложь. — В его глазах что-то опасно сверкнуло. — Если это понадобится, я намерен копать глубоко, Ванесса, чтобы докопаться до всех твоих грязных маленьких секретов. Я выясню о тебе всю правду. До последней подробности.
Ванессе надо было уйти, успокоиться, подумать, но, когда она попыталась покинуть комнату, он преградил ей путь. А когда она попробовала смутить его пристальным взглядом, он подошел ближе, загоняя ее в угол, где она не могла пошевелиться, не дотронувшись до него.
Ее душила ярость. Ванессе хотелось говорить ледяным, повелительным тоном, но ее голос задрожал от гнева.
— Ты начинаешь с того, что приходишь ко мне домой без приглашения. Грубо со мной обращаешься. Угрожаешь мне своей отвратительной ложью. А теперь прибегаешь к физическому нажиму. Мне не терпится увидеть, что ты попробуешь сделать дальше.
Их взгляды пересеклись, как две молнии, — в каждом враждебность и вызов. И она не могла отступить, даже когда он перевел взгляд на ее губы. Даже когда он что-то тихо и неразборчиво пробормотал — может быть, ругательство, может быть, угрозу.
Потом его губы коснулись ее губ, заглушая ее негодующее восклицание.
Секунду она была слишком потрясена ощущением его губ, прижавшихся к ее губам, чтобы отреагировать. Все было новым, неиспытанным, незнакомым. Его дерзкий поцелуй, шершавая кожа, резкий вкус дождя, и солнца, и мужчины.
Все было неожиданным, кроме электрического разряда, от которого вспыхнула ее кожа и напряглась грудь. То же самое случилось, когда он до нее дотронулся, когда наблюдал, как она уходит, когда она обернулась у двери в библиотеку и заметила, что он пристально смотрит на нее.
Ее сердце учащенно забилось, и она попыталась успокоиться. Но он слегка пошевелился, и она почувствовала, как его пиджак задел ее обнаженную руку. Почему-то это скользящее прикосновение согретой телом ткани показалось ей интимнее самого поцелуя.
Она подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но они уперлись ему в грудь, и ее ладони ощутили медленный стук его сердца. Потрясенная, она осознала, что не только прикасается к нему, но и отвечает на его поцелуй. Это происходило долю секунды. О, нет. Тысячу раз нет! Ее глаза в ужасе широко раскрылись, и она оттолкнула его с удвоенной решимостью.
Его губы задержались на ее губах на одну рассчитанную секунду, прежде чем он отпустил ее. Она все поняла. Он ее провоцировал. Черт бы его побрал. И черт бы побрал ее предательское тело.
Яростный гнев затуманил ей глаза, и она неосознанно размахнулась, собираясь его ударить. Он легко увернулся и схватил ее за руку. Это разъярило ее еще сильнее. Она попыталась вырваться и задела «Девочку с цветами» Лладро, поставленную ею же на шкафчик.
Ванесса не успела подхватить падавшую изящную статуэтку. Она ударилась о мраморный пол и разбилась со звоном, не стихавшим несколько долгих секунд. Ванесса прижала к губам дрожащую руку, словно это могло заглушить ее страдальческий крик.
Но когда она попыталась нагнуться, Тристан помешал ей, удержав за руку.
— Брось. Это всего лишь украшение.
Украшение, да, но эту статуэтку подарили ей еще в детстве. Это был символ ее происхождения и всего того, что она мечтала забыть.
Лишь символ, напомнил ей внутренний голос, голос ее практичности. Это происшествие означало только одну вещь: она позволила Тристану Торпу лишить ее невозмутимости, вывести ее из себя.
Но она согласится скорее есть землю, чем доставит ему удовольствие узнать, как сильно он взволновал ее.
— С тобой все в порядке?
Его смягчившийся голос застал ее врасплох, но она пожала плечами, одновременно отстраняясь от его руки. Вероятно, он беспокоился, что она начнет рыдать и причитать. Или что повернется и в ярости бросит еще несколько украшений ему в голову.
Без сомнения, его голова была такой же твердой и холодной, как мраморные плитки под ногами.
Она повернулась и взглянула ему в глаза.
— У меня все будет отлично, когда ты уйдешь из моего дома.
— Наслаждайся своим домом, пока можешь, герцогиня.
— Что это значит?
— Дом перестанет быть твоим, когда я докажу твою супружескую измену. И дом, и все эти красивые вещи, о целости которых ты так беспокоишься. Все, оплаченное деньгами Торпов.
— Желаю удачи, — холодно сказала она. Ее снова охватил гнев. Ей надо было уйти, пока она не начала швырять в него всем, что под руку попадется, только для того, чтобы показать, как мало вещи значат для нее. — Извини, у меня еще одна встреча. Если у тебя есть что добавить, пожалуйста, передай это через моего адвоката.
— И это все?
— Почти… Последнее: пожалуйста, закрой дверь, когда будешь уходить.
Тристан не собирался следовать за ней. Закрыв парадную дверь, он намеревался поехать в офис своего поверенного в Стэмфорде. Он должен был доставить письмо. У него были инструкции нанять лучшего детектива — группу детективов, если необходимо, — чтобы расследовать каждый слух о ее тайных свиданиях и любой ценой найти этого таинственного мужчину.
Хотя он поддел ее, заговорив о сегодняшней встрече с тем самым мужчиной, он не верил, что она настолько глупа, чтобы открыто афишировать своего любовника.
Сосредоточившись на том, что она сказала и чего не сказала, на том, что он сделал и чего лучше бы не делал, Тристан поехал прямо через перекресток, где сходились улицы Уайт-Берч и Бофорд, когда ему следовало бы повернуть направо. Через полмили он понял свою ошибку и подъехал к тротуару. Дожидаясь возможности занять место в потоке машин, он упрекал себя за то, что пропустил поворот. А заодно и за то, что так испортил свою первую встречу с Ванессой Торп.
Конечно, она его провоцировала. Все в ней было дразнящим, она подстрекала его задолго до этой встречи лицом к лицу, когда он узрел ее сногсшибательную красоту. Но неужели надо было реагировать на каждое раздражающее высказывание, на каждый испытующий взгляд в глаза… на этот ее жест, когда она презрительно вздергивала подбородок?
Неужели надо было ее целовать?
Чертовщина была в том, что он не помнил, чтобы у него имелся выбор. Они ссорились, а через секунду он прижал ее к стене и попробовал на вкус ее соблазнительные губы. А вот тут уж точно была чертовщина из чертовщин, потому что от одного лишь поцелуя он утратил всякий контроль над собой.
Ему хотелось гораздо большего, нежели один этот быстрый поцелуй. Хотелось прикоснуться к притягательной ямочке на подбородке, почувствовать кремовую мягкость кожи, тугую крепость грудей…
