— Благородства, — подсказала Линдсей Доусон. — Думаю, ты это имеешь в виду. Милая моя, ты отправляешься ужинать с мерзавцем, начисто лишенным благородства, и хочешь, чтобы я не беспокоилась! Нет, я сейчас же звоню твоей сестре и прошу ее за тобой присмотреть.
— Мама, не смей!! — завопила Эшли.
Но в трубке уже звучали короткие гудки. Эшли швырнула телефон на кровать.
— Ну, замечательно! — пробормотала она. — Просто лучше некуда!
Пять минут спустя, когда Эшли стояла перед большим зеркалом, размышляя, подходит ли зеленая джинсовая юбка к блузке в цветочек, телефон зазвонил снова.
Эшли нажала кнопку «Разговор» и, не дожидаясь, когда раздастся голос сестры, заговорила сама:
— Послушай, Мэри, я в здравом уме, дуэнья мне ни к чему, а мама, как всегда, тревожится по пустякам. Господи помилуй, я всего‑навсего ужинаю с мужчиной! Так что, если не возражаешь…
— Мисс Доусон?
— О боже! — Эшли упала на кровать. Она узнала этот голос. — Откуда у вас мой телефон?
— Из телефонной книги, мисс Доусон, — промурлыкал в трубке бархатный кошачий баритон. — «Э. Доусон». Напрасно вы так записались. Не «мисс», не «миссис», а «Э. Доусон». Этот инициал ясно выдает в вас одинокую женщину, которая не хочет, чтобы ее считали одинокой. А кто такая Мэри?
Свободной рукой Эшли заправила за ухо прядь медно‑рыжих волос.
— Моя младшая сестра. Слышите гудки по другому каналу? Могу поклясться, это она. Нет, если я не стану брать трубку, она не отвяжется. Просто поедет за мной в отель, и тогда уже я от нее не избавлюсь. А вы зачем звоните? Подумали и решили отменить ужин?
Эта мысль ее вовсе не обрадовала, но бессердечному мерзавцу Каллахану сообщать об этом она, разумеется, не собиралась.
— Отменить? Ни за что!
По голосу Эшли поняла, что Каллахан улыбается.
Широкая улыбка открывает крепкие белоснежные зубы, веселые морщинки лучиками разбегаются от чудных глаз… Что, черт возьми, он в ней нашел такого смешного?
— Мне просто подумалось, что, возможно, нам стоит встретиться где‑нибудь в другом месте. Дорогу к аэропорту сейчас ремонтируют, и здесь настоящее столпотворение — ни проехать, ни пройти. Не хочу, чтобы вы застряли в пробке. Я, знаете ли, от природы предусмотрителен.
— И от скромности явно не умрете! — усмехнулась Эшли, взглянув на часы: пожалуй, он прав, в такое время на шоссе не обойдется без пробок в несколько миль длиной. — Ладно, — кивнула она, мысленно перебирая в уме приличные рестораны в центре города. — У вас есть под рукой бумага и карандаш? Я знаю неплохой ресторанчик с баром в торговом центре: в понедельник вечером народу там должно быть немного. Готовят там очень острое Чили, и великолепное жаркое на открытом огне. Сейчас скажу, как туда добраться.
— Звучит отлично, — заметил Каллахан, когда она коротко объяснила ему маршрут. — Интересно, как там с пивом? Как вы считаете, ведь, если я не принимал болеутоляющего, пиво мне не повредит?
— Так вы не приняли болеутоляющего?
Что и кому он хочет доказать? Изображает из себя супермена, которому боль нипочем? Или ему просто лень проглотить таблетку и запить ее стаканом воды?
— Нет, Эшли. — Он явно опять улыбался. — Решил, что сегодня мне понадобится ясная голова. Я ведь намерен выяснить, за что вы меня так ненавидите.
— Я вовсе не… Боже мой, опять звонят! Наверняка Мэри. Ладно, я лучше побегу. Встречаемся в семь. Не дав ему ответить, она разъединилась, переключилась на другой канал — и как раз во время, чтобы услышать взволнованный голос Мэри:
— Никто не берет трубку! Пол, я просто не знаю, что делать! Может быть, нам с тобой поехать туда?
— Не надо! — очень твердо вмешалась Эшли. — Не надо вам с Полом никуда ехать. Я просто иду поужинать с пациентом — ни больше, ни меньше. Знаешь, Мэри, маме пора уже успокоиться. Дай ей волю — она до самой смерти будет держать нас на коротком поводке!
В трубке послышался мягкий смех сестры.
— Милая, ее можно понять. Четыре месяца назад безжалостный пират похитил одну ее дочь… Что, Пол? Хорошо‑хорошо: четыре месяца, две недели и три дня! Ох уж эти мужчины — помешаны на точных цифрах!
В трубке снова послышался смех и какая‑то возня. Судя по всему, «безжалостный пират» нежно целовал Мэри сзади в шейку.
— Сама понимаешь: одна дочь навеки покинула родное гнездо, а вторая — то есть ты, Эш, — не терпела чужой опеки с тех пор, как научилась сама завязывать шнурки. Неудивительно, что маме порой становится одиноко. И потом, ведь ты никогда прежде не ходила на свидания с пациентами. Говорила, что это неэтично — или что‑то в этом роде.
— Он не постоянный пациент, Мэри, просто случайно к нам заглянул. И вообще, с каких это пор ты начала меня цитировать? А что еще сказала мама?
— Только то, что ты отправляешься на ужин в «Аэро‑вокзал» и, если не будешь дома к десяти, мы с Полом должны оседлать коней и отправиться на выручку.
Эшли хотела, было оставить это замечание без комментариев, но, поразмыслив, решила, что врать сестре не стоит. А умолчание — то же вранье. И потом, если мама объединится с Мэри и Полом, от их всепроникающего ока ничто не скроется!
— У меня изменились планы. Мы ужинаем в том симпатичном заведенышке с элем и жареным мясом, куда мы с тобой ходили на прошлой неделе. А если я не вернусь домой в десять, значит, появлюсь к одиннадцати, так что занимайтесь своими делами и обо мне не беспокойтесь. А чтобы мама тебя не доставала, можешь отключить телефон.
— Хорошая мысль, — согласилась сестра. — Ладно, теперь рассказывай об этом парне. Красивый?
— Даже слишком, — мрачно отозвалась Эшли, доставая из гардероба жакет. — Высокий, стройный, широкоплечий. Волосы темные, почти черные. Глаза — зеленее не бывает. Ноги длинные, как… ну, словом, очень длинные. И улыбка, за которую можно отдать жизнь. А теперь опережаю твой следующий вопрос: зовут его Логан Каллахан, Каллахан, Мэри. Тебе эта фамилия ничего не напоминает?
— Каллахан? Каллахан! Боже, Эш, неужели… Тот самый? Который «Каллахан и сын»?
— Тот самый. Видимо, это сын. — Эшли сунула в карман ключи и пошла к дверям, — Интересный вечер меня ожидает, не находишь?
— Нет, пожалуй, телефон я выключать не буду, — вздохнула Мэри. — И начинаю копить деньги, чтобы внести за тебя залог, когда ты окажешься за решеткой. Я тебя знаю, сестренка, и знаю, что ваше «Историческое общество» вот уже несколько месяцев мечет громы и молнии против «Каллахана и сына». Держу пари, ты намерена сказать ему в лицо все, что о нем думаешь! Верно?
— Вот именно! — свирепо ответила Эшли. — Припру его к стене, повергну наземь, наступлю ногой на грудь, запущу тортом в физиономию, а под конец бесстыдно его соблазню! Пока, сестричка.
