— Поверь, я сейчас не расположена шутить…
— А это вовсе не шутка. Кто бы мог подумать, когда тебя, сироту, здесь приютили, что через двенадцать лет мы вместе будем хозяйничать на этой кухне.
— Вместе хозяйничать мы не будем. Насколько я поняла, я всего лишь обязана предоставить тебе комнату. Готовить и стирать будешь сам.
— Прислуга позаботится. Ведь именно за это им и платят.
Кора резко повернулась к нему.
— Прислуга не позаботится. Линда и Мэй уехали навсегда. Они обе уже в достаточно преклонном возрасте и последний год работали только из-за любви к твоей бабушке. — Кора резко отвернулась и, помахивая опустевшим подносом, направилась обратно на кухню за остальными бокалами.
Закончив хлопоты на кухне, девушка намеревалась принять горячую ванну и пораньше лечь спать. Она настолько вымоталась, что знала — если присядет отдохнуть, то уже не найдет в себе сил подняться вновь.
— Я хотел попасть на чердак. — Голос Дона опять раздался за ее спиной. — Но там замок. Ключ у тебя?
Кора, не глядя на него, продолжала ставить бокалы на поднос.
— А тебе зачем?
— Насколько я помню, мая бабуля никогда ничего не выбрасывала. Я питаю надежду, что мои детские вещи до сих пор целы. Ты случайно не знаешь…
— Да, ты прав, все сохранилось, даже коляска. Только это покрыто порядочным слоем пыли. Наверное, больше года на чердаке не наводили порядок. Мне некогда, а Мэй уже тяжело было подниматься по узкой крутой лестнице.
— Что ж… Так где ключ?
— На полке у двери. — Кора соизволила наконец обернуться. — Ты собираешься идти сейчас? Даже если ты сразу принесешь кроватку, нельзя в нее пока что класть малыша — матрац сперва надо проветрить и просушить, а кровать как следует вымыть.
Дон в некотором замешательстве почесал затылок, и девушка впервые обратила внимание, какой у него усталый вид. Если бы он не вел себя так вызывающе, она бы, пожалуй, посочувствовала ему… или даже пожалела.
— Наверное, я поднимусь на чердак завтра. С утра.
— А где будет спать ребенок?
— Со мной.
Кора подумала, что малышу можно позавидовать, и в замешательстве прикрыла глаза, потрясенная самим появлением такой мысли. Она отвернулась и торопливо схватилась за поднос, однако в спешке сбила на пол рюмку, которая разлетелась на мелкие осколки. С недовольным восклицанием Кора бросилась их собирать, но порезала палец и принялась сосать его, пытаясь остановить кровь.
— Постой. — Дон сильным движением поставил ее на ноги. — Дай взглянуть. — Он держал ее руку в своей, осторожно ощупывая палец.
— Осколка нет, — смущенно пробормотала Кора. — По крайней мере мне так кажется…
Она чувствовала легкое головокружение, пока Дон вел ее к раковине. Он открыл кран и заставил ее держать палец под холодной водой, находясь так близко, что девушка ощущала тепло, исходившее от его тела. На своей шее девушка чувствовала горячее дыхание, которое становилось все чаще.
— Ты пахнешь персиками. — Низкий голос Дона соблазнял, очаровывал.
Кора в панике хотела отодвинуться, но оказалась зажатой между ним и раковиной. А кроме того, коленки у нее так задрожали, что она не была уверена, сможет ли стоять без посторонней помощи. Палец под ледяной струей почти потерял чувствительность. Она заметила, что кровотечение прекратилось, и резко освободила свою руку. Дон отпустил ее.
Теперь они оказались лицом к лицу.
— А на вкус ты тоже, как персик? — Левой рукой он продолжал удерживать Кору за плечо, а правой легонько погладил ее по щеке и пальцем коснулся дрогнувших губ. — Я знаю, тебе хочется, чтобы я это выяснил.
Кора решила отстраниться, но серые глаза гипнотизировали, лишали воли к сопротивлению…
— Ты с ума сошел! — еле слышно пролепетала она.
— Я вижу, что ты ко мне неравнодушна. Я это понял, когда мы думали, где я буду спать. И с кем…
Насмешливые слова Дона пробудили в ней злость.
— Ты сумасшедший! — теперь уже сердито повторила она.
— Да? — Его палец скользнул по ее верхней губе. — А ты какая? Ты… жадная? — Теперь он выговаривал слова зло, горько. — Жадная, как и твоя мать?
Так он просто издевается, испытывает ее… На Щеках Коры вспыхнул румянец справедливого негодования, и она резко оттолкнула его.
Дон засмеялся, и этот смех неприятно резанул ее слух. На секунду Коре даже захотелось зажать уши руками. Но нет, ни за что на свете она не доставит ему такое удовольствие.
— Если ты соблаговолишь оставить меня в покое, я наконец-то закончу свои дела, — ледяным тоном заявила Кора. — Сегодня был ужасный день, и я собираюсь пораньше лечь спать…
— Ладно, а я пока соберу осколки.
— Нет, это сделаю я!
— Ты ведь уже порезалась. Тебе, значит, нравится, когда я играю роль доктора? Тогда мешать не буду.
Кора поняла, что в любом случае проиграла. Дон своим спором завел ее в тупик. К тому же она чувствовала, что у нее снова закружилась голова. Она покачнулась…
— Ну как? — потеряв терпение, осведомился Дон.
— Ладно. Я пойду. — Она поколебалась. — А… как насчет… Тебе нужно помочь ухаживать за малышом?
— Я прекрасно справляюсь и не нуждаюсь ни в чьей помощи.
— Тем лучше. Но не забудь, я предлагала.
Добравшись наконец до своей спальни, Кора заперла дверь на двойной поворот ключа.
«…Ты как персик». Дон заигрывает с ней. С раздражением Кора еще раз провела по своим пышным черным волосам расческой, прежде чем положила ее на трельяж. Затем, встав с низенького пуфа, она подошла к шкафу и выдвинула нижний ящик. Из-под стопки белья она извлекла фотографию своей матери… и отца Дона. Вильяма Кросса.
Все эти двенадцать долгих лет Кора тщательно прятала от всех этот снимок и позволяла себе взглянуть на него, только когда оставалась одна. Да и то при любом стуке в дверь торопливо прятала фото обратно. Вот и сейчас, хотя Полли Кросс умерла, она не могла избавиться от чувства смущения и какой-то вины. Но стыдиться-то было абсолютно нечего… Стыдиться следовало ее матери. Для измены не может быть никаких оправданий.
Кора отмахнулась от грустных мыслей. Пора наконец лечь спать; ей обязательно нужно отдохнуть. А завтра хорошенько подумать насчет Дона.
Пока Роберт Линн не найдет способ избавить ее от непрошеного гостя, надо решить, как поделить дом между ними так, чтобы по возможности избегать друг друга. Конечно, Дон воспротивится. Он будет требовать столько пространства, сколько у него было, пока он бегал по дому подростком. Подумать как следует стоит — противник явно не из легких.
Медленно она подошла к трельяжу и задумчиво поставила фотографию у зеркала. Больше нет причины прятаться. Существует только один человек, которого может обидеть присутствие снимка в доме.
