тот, кто действует во имя чести и долга, но не очень любит пачкать руки.
Боже, эта женщина видела его насквозь. Разве Рани не была также обижена на него из-за того, что он не давал ей того, что она хотела? Разве не мучил себя, задаваясь вопросом: стоило ли ему просто сдаться, даже когда он знал, что это закончится полной катастрофой?
— Ты не знаешь, что я могу для тебя сделать, — сказал он низким, глубоким голосом, слишком властным, чтобы использовать его в разговоре с женщиной, которая рыдала десять минут назад. Не было никаких сомнений, что у него временно помутился разум.
И все же… она не смотрела на него так, словно он сходил с ума.
— Спроси меня, — сказал он, а сердце колотилось о грудную клетку, как будто только что пробежал марафон.
— О чем? — чувственно спросила она, поворачиваясь к нему.
Саймон бросил взгляд на закрытую дверь репетиционной и кивнул. Потянувшись к его руке, она переплела свои пальцы с его. А потом потащила его за собой — эта женщина, эта незнакомка, которую он встретил не более двадцати минут назад, — и он последовал за ней.
Он знал, чего она хотела. Это было безответственно, безрассудно и… Но это также было похоже на пробуждение после десятилетий сна.
Это было мгновение жизни при полном осознании того, что будущее — не что иное, как долгий отрезок пустоты и тишины. Ничего, кроме вины и горя, раздирающих его. И Саймон решил, что хочет этого момента. После трех лет борьбы с депрессией Рани и разочарованием в жизни, которую они провели вместе, после месяцев одиночества, даже когда она лежала рядом с ним, после полного бессилия от невозможности дать ей то, что она требовала, неприкрытое желание этой женщины для него было успокаивающим благословением.
Это было напоминанием о его собственных желаниях и потребностях.
Он доставит ей удовольствие и даст ей все, что она хотела.
Откровенное безумие — вот что это было.
Ее братья находились за закрытой дверью в нескольких сотнях футов от нее. Ее дочь… та, на которую не могла претендовать, которую она не могла обнять и любить открыто, не в этой жизни, тоже была за той же дверью. Одна мысль об этом грозила снова поставить Эни на колени.
И она увлекла за собой во все это безумие незнакомца — человека, сказавшего ей слова утешения. Эта безрассудная женщина была не она.
Но если бы этого не сделала, если бы не приняла то, что он предложил, то так и осталась бы стоять на коленях, злясь на судьбу. И Эни решила отбросить от себя призраки прошлого.
Она чувствовала себя так, как если бы переживала один из тех фантастических снов, которые все еще видела иногда, когда тревога становилась слишком сильной. Тот, в котором она просто попала в альтернативный мир потому, что в реальном мире ей было страшно жить.
Ей потребовалась минута, чтобы найти свободный номер, повернуть ручку и запереть дверь за ними.
Их окутала тишина и почти полная темнота. Луч света из ванной осветил довольно просторный номер. Эни прижалась к двери, стоя лицом к мужчине. Широкая переносица, квадратная челюсть и могучие плечи. Глаза… широко поставленные, полные непонятной боли и неприкрытого желания… она больше не могла их видеть.
«Саймон», — сказала она про себя, впервые услышав его имя. Такой высокий и сильный, что она чувствовала себя полностью в его власти, стоя рядом с ним.
Его рука потянулась к выключателю рядом с ее головой. Эни поймала его своей рукой.
— Не надо, — прошептала она, и все мужество покинуло ее очень быстро.
Ее колени подгибались, и он придвинулся ближе, руки нежно поддерживали ее.
— Все в порядке, Энжел, — сказал Саймон низким голосом. — Ты в безопасности.
Эни наклонила голову и нашла его плечо. Медленно уткнулась носом в плечо и попыталась вдохнуть. Его пальцы мгновенно переместились к ее шее, обхватив затылок, удерживая ее, пока она тяжело дышала.
— Я никогда раньше не делала ничего подобного, — неуверенно сказала она.
С его губ сорвался смешок.
— И тебе по-прежнему не нужно делать ничего, чего ты не хочешь, Энжел. Ничто не имеет значения, кроме этого момента, — ни прошлое, ни будущее.
Эни глубоко вдохнула, и самый чудесный аромат — его кожи и одеколона — наполнил ее легкие. Желание снова вспыхнуло, прервав ход мыслей, в которых ее разум хотел утопить ее.
Его сильные бедра удерживали ее, когда она наклонилась вперед, тепло его дыхания обволакивало, щекотало волосы на висках. Ее тело оживало, чего она не чувствовала уже давно.
— Ни прошлое, ни будущее, — повторила она, и к ней вернулась решимость.
— Да. А теперь скажи мне, чего ты на самом деле хочешь, Энжел? Мы одни в темноте, и я могу верить только тому, что ты мне скажешь. Я могу следовать только твоим желаниям. Я здесь, чтобы выполнить их.
По коже Эни пробежал жар от того, как легко он превратился из доброго незнакомца в соблазнительного мужчину.
Подняв голову, она медленно потянулась к нему руками. Они замерли где-то ниже его груди. Медленно направила их вверх по его туловищу, наслаждаясь ощущением его подтянутого тела, сильным стуком сердца. Затем Эни сцепила пальцы на его затылке. Его шелковистые волосы щекотали кончики ее пальцев. Встав на цыпочки, она дотронулась своими губами до его губ и прошептала:
— Я хочу тебя. Все, что ты можешь мне дать, все, что ты хочешь от меня. Я хочу, чтобы мы оба получили удовольствие и ни о чем не думали.
— Все, что я могу дать?
— Да, Саймон.
Ей нравилось, как звучало его имя.
— Я хочу забыть то, от чего я отказалась. Я хочу забыть, какой пустой кажется мне моя жизнь, если я позволю своим демонам победить меня. Я уверена, ты думаешь, что я истеричка.
Его рука закрыла ей рот.
— Нет! В тот момент, когда я посмотрел в твои глаза, в тот момент, когда увидел твое горе, я увидел себя. Я точно знаю, что ты имеешь в виду, Энжел. Мне тоже есть что оплакивать.
Эни поцеловала его ладонь.
— Тогда побалуй нас обоих. Я желаю чувствовать себя живой. Я не хочу ничего, кроме удовольствия.
Его рот нашел ее губы.
Ослепляющая волна возбуждения вспыхнула в каждой клеточке ее тела.
Эни обняла его и застонала, когда ее груди прижались к его широкой груди. Его пальцы на ее шее сжались, когда он прикусил ее нижнюю
