— Послушай, а куда ты повесишь свою красотку?
— Пока не думал об этом, — отозвался брат из кухни. — У меня где-то было припасено место, но я уже сомневаюсь, стоит ли вешать именно туда. Хотелось бы, чтобы свет падал с той же стороны, с которой будет луч солнца. Тогда создается эффект, словно реальность проникает внутрь изображения и наоборот. Понимаешь?
— Понимаю, Последовала пауза. Жак сосредоточенно рассматривал стены, смекая, где бы разместить новый шедевр, Жанлен возился с салатом. Подоспела и ветчина на сковороде. Вдруг зазвонил телефон.
Трубку снял хозяин дома.
— Алло?
— Она действительно заслуживает восхищения. — Виктор на том конце весело рассмеялся. Вот уж не ожидал от тебя.
Жанлен нахмурился.
— Что? — Последние слова не совсем были ему понятны: чего это от него не ожидали?
— Что-что, — хохотнул Виктор. — Я уже все сделал, отправлю к тебе домой с разносчиком.
Жди свою ненаглядную. Как-нибудь потом зайду к тебе отметить этот кадр.
Жанлен улыбнулся.
— Тебе понравилось?
— Еще бы. Такое не может не понравиться тридцатилетнему холостяку. До встречи. — И он повесил трубку.
Жанлен пожал плечами: при чем здесь холостяк? Хотя, впрочем, это же церковь. Конечно, она не может не наводить на мысли о браке. А ведь Виктор действительно пока не нашел свою единственную и был почти одержим идеей поиска дамы сердца. К несчастью, женщины по большей части его не удовлетворяли. Слишком эмансипированные, бравирующие своей независимостью. А ведь не в том счастье мужчины.
Ему хочется оберегать свой нежный цветок от леденящих ветров бытия, защищать от бурь и невзгод. Современные же дамы скорее бы позволили себя унизить, чем терпели бы чье-либо заступничество. Жанлен снова улыбнулся. Сам-то он недалеко ушел от Виктора. В двадцать семь лет мысли о браке, как ни странно, абсолютно его не заботили. Да и Жака тоже. Оба жили искусством, не помышляя о мирском. Казалось, потребности любить не существовало в них вовсе. Разумеется, женщины были. Они появлялись как-то сами собой, выдумывали страсти и чувства, кокетничали, согревали постель, потом, незамеченные и оскорбленные, исчезали. Жанлен уже на следующий день едва ли мог вспомнить имя ушедшей накануне вечером. Интересно, по какому такому закону все блага достаются тем, кто, собственно, не считает их таковыми?
— Салат наконец был готов. Жанлен выложил на тарелки жареную ветчину и пошел накрывать стоящий в гостиной стол. Жак помог ему, и уже через пару минут сервировкой восхитилась бы любая хозяйка. Братья улыбнулись друг другу.
Когда-то давным-давно в доме отца они мечтали о том, что будут вот так накрывать на стол своим женам, пока те гуляют в парке с детьми.
Это поклонение женщине они унаследовали от отца. Да, Фредерик Тартавель имел недостатки, но он ни разу в жизни не повысил голоса на свою жену, ни разу не сказал ей ни одного грубого слова. Таково было негласное правило дома.
Пятеро мужчин и одна леди.
Теперь же здесь, в Нидерландах, братья следовали раз установленному закону. Конечно, это распространялось на всех женщин. Даже если они не нравились, Жак и Жанлен всегда были учтивы.
Сегодня же в доме ждали особую гостью — Ньиве Керк. Наконец-то. Вечер обещал много разговоров.
И вот в дверь позвонили. Как странно прозвучала заливистая электрическая трель. Как вдруг преобразилось все вокруг. Жанлен ощутил странный холодок, проскользнувший подобно струйке воды между лопатками. Потом покалывание в кончиках пальцев. Интересно, к чему бы это?
Он словно в бреду подошел к двери, принял завернутую в золотистую, с сердечками, бумагу рамку с фотографией у разносчика и, дав чаевые, вернулся в комнату. Что это с Виктором? Что за дурацкие шуточки? При чем здесь сердечки? Жанлен почувствовал, как в грудь вползает тревога.
— Сразу откроем? — с нетерпением осведомился Жак. У него уже руки чесались разорвать бумагу и впиться взглядом профессионала в снимок. — Ну?
Жанлен как-то растерялся, и неожиданно ему стало страшно. А вдруг не получилось? Почему он не проверил негатив? Почему не рассмотрел все как следует? Ведь на снимке не должно быть ни единого изъяна, это же церковь.
— Ну? Что остановился? — возмутился Жак. — Если боишься, давай я открою.
— Нет. — Жанлен едва удержался, чтобы не отпрыгнуть в сторону.
— А! Ревнуешь? — понимающе кивнул брат. — Я тоже не люблю, когда чужие трогают мои картины. Но уж очень хочется взглянуть.
Жанлен закивал и стал медленно распаковывать рамку. Он специально положил ее вниз стеклом: изображение должно целиком и сразу показаться зрителю, а не постепенно, сантиметр за сантиметром выползать из-под лохмотьев бумаги-обертки. И все же Жанлен медлил.
Словно чего-то ждал. Ему почему-то вспомнилась ухмылка Ньиве Керк. Что-то не так. Что-то не так, шептало ему сердце, а пальцы неловкими движениями рвали бумагу. Но вот последние обрывки на полу. Жанлен слышал, как затаил дыхание Жак, почувствовал, как остановилось время. Ему вдруг почудилось, будто в его руках все тайны бытия и стоит только перевернуть рамку — и постигнешь их.
— Ну? — подмигнул брат.
Жанлен решился и одним движением ловко перевернул свою драгоценность изображением вверх.
Она смотрела из рамки как-то испуганно.
Каштановые волосы, подхваченные ветром, замерли в воздухе подобно причудливому узору, вышитому на лазури неба. Несколько прядей, тонких-тонких, закрученных в озорные спиральки, нетронутые порывом, свисали на лоб. Зеленые глаза выглядывали из-под них изумрудным блеском. Словно это были две капли росы, застывшие в чашечках листков клевера. Изогнутые брови. Алые губы приоткрыты в немом удивлении. Родинка на левом ухе, оголенном все тем же ветром, напоминала сережку.
— Она… она открыла мне свой образ! — залепетал Жанлен. — Ньиве Керк предстала мне в своем женском обличье. Посмотри, какая чистота черт, мягкость линий…
Жак захохотал.
— Опомнись. — Он едва мог говорить, смех не давал ему вымолвить ни слова. — Опомнись! Вот чудак. Ты просто сфотографировал не вовремя.
Посмотри, она обернулась внезапно, щелчок фотоаппарата застал ее врасплох. Фигура наклонена вперед. Она бежала мимо и случайно попала в кадр. — Он снова зашелся в приступе хохота.
А бедняга Жанлен не знал, радоваться ему или плакать. Так вот почему Виктор намекал на брак. Отлично! Она… она испортила такой снимок! Жанлен снова стал вглядываться в лицо незнакомки. Но…
— Но она этого достойна, — закончил он вслух и добавил:
— Хватит смеяться, идем, а то все остынет.
