Рядом со мной Дима. Как и обещал следователь, он помог нам с Шестаковым уехать из города. Мы недалеко забрались. Всего пару пятьсот километров от города. Я не смогла уехать дальше. С каждой пройденной милей мне казалось, что открывают частичку меня. По кусочку, по дюйму кто-то рвет меня, уничтожает.
Заур. Стоило мне закрыть глаза и я видела его лицо. Его глаза и улыбку. И его руки на мне. Он принес мне много боли, но то, как поступила я… этому нет оправдания. Это убивает меня.
Монитор пикнул. Мужчина в белом халате взял из стопки салфетку и протянул ее мне, убирая в сторону датчик.
— Все в порядке. Ни тонуса, ни отслойки. Сердцебиение четкое.
Прикрыла глаза, выдыхая. Если что-то с ним случится, я себе этого просто не прошу. Поднялась с кушетки и принялась одеваться.
— Фолиевую кислоту принимаете? — произнес док, делая записи на бумаге.
— Да.
— Хорошо. До двенадцати недель обязательно пейте. Жду вас на следующий скрининг, — он протянул мне результаты Узи и улыбнулся.
Как только вышла в коридор, Димка тут же подскочил с кресла.
— Ну как!
— Все в порядке.
Не посмотрев на него, направилась на выход. Я знаю, что поступаю с ним плохо, и не должна так думать. Но с того самого дня, я не хочу его видеть рядом. Никого не хочу видеть.
Мы вышли на улицу, небо было темным и серым. Воздух стал таким густым, дышалось с трудом. Хотя, для меня это состояние вовсе не в новинку. Казалось, что моя жизнь остановилась. И от полного разрушения меня сдерживал только малыш.
— Кушать хочешь?
Я покачала головой. Мы сели в подъехавшее такси. Чувствовала на себе взгляд Димки всю дорогу.
— Мне сегодня нужно вернуть в город. Нужно продлить больничный и сходить к следователю. Что-то за эти дни ни звонка, ни сообщения. Хотел узнать насчет мамы…
Я повернулась к нему. Видела в каком волнении он был. И мне стало стыдно. Ему ведь тоже не сладко, а я все о себе да о себе.
— Конечно, езжай, Дим. Только прошу, будь острожен..
Он кивнул.
— Новостей не знаешь? На счет… — язык не поворачивается произнести его имя. Кажется, будто не имею даже на это права.
— Нет, милая. Ничего… может там что узнаю..
Я киваю. Прикрываю глаза, чувствуя жуткую усталость.
— Сами. Ты точно будешь в порядке?
А я смеюсь горько.
— Что со мной может произойти, Дим? Что может быть хуже того, чтоб уже было?
* * *
Я это почувствовала… за два дня до. Воронка стала сильней, руки начали дрожать. Ничего кроме ромашкого чая Димка не разрешал. Но и он больше не успокаивал.
Шестаков должен вернуться завтра. А сегодня мне стало совсем невыносимо. Всю ночь снился Зу. Он сидел в луже крови и смотрел на меня недоуменно. Его губы двигались, он пытался мне что-то сказать, но кроме хрипов из них ничего не выходило.
Я начала кричать. Потому что его голос звучал в моей голове. Доносился будто изнутри.
«За что, Сами?» «За, что?!».
* * *
Я не могла находится дома. За окнами уже смеркалось. Скоро вернется ночь, и я боялась ее. После предыдущей, пол дня отходила. Моталась по городу, бесцельно гуляя в парках. Только бы на возвращаться в квартиру в одиночестве.
По дороге увидела небольшой бар. Знаю, пить не буду, но уверена, что там будет много людей. Шум, гомон, музыка и смех — вот чем хочу окружить себя хотя бы на пару часов. Притвориться, что я являюсь частью этого мира. Притвориться, что у меня есть хоть кто-то…
Когда заходила в бар, краем глаза зацепила машину. Мне показалось, или несколько кварталов она следовала за мной? В груди промелькнуло волнение, но оно быстро ушло.
Заказала у бармена апельсиновый фреш. В зале было немного людей. Всего пара компаний. По телевизору показывали какой-то рок концерт.
Бармен поставил передо мной бокал. Сделала пару глотков — прохладная кисло-сладкая жидкость приятно растеклась по животу. Из-за токсикоза пью только его. Остальное не лезет.
Прислушалась к себе — тишина. За две недели впервые не было ни волнения, ни тревоги, ни сжирающего чувства вины. А когда обернулась, увидела как в помещение входит он.
Это происходит быстрей, чем успеваю осознать. Отворачиваюсь. Пару секунд уходит на осознание реальности. А потом я начинаю смеяться. Закрываю руками лицо, сотрясаясь всем телом от безудержного смеха.
И я не могу сказать, от чего я смеюсь. От счастья?! Понимание того, что он жив, и он на свободе сбрасывает огромный груз вины с моих плеч. Или во всем виновата истерика?! Он ведь снова нашел меня. По другому и не могло быть…
Я вижу, как его люди входят в помещение бара, как все присутствующие гости выбегают на улицу, в панике бросаются в россыпную. Заур всегда мог навести ужас, а сейчас он был зол как никогда.
Я даже не дергаюсь. Делаю глоток фреша, думая о том, что это последний напиток в моей жизни.
Он за моей спиной. Я чувствую его. Страх сковывает каждый сантиметр тела. К горлу подступает тошнота, а пульс выдает под сто сорок. Его жесткая рука давит на мое плечо. Зу буквально скидывает меня с барного стула на пол.
Заур возвышался надо мной огромной, устрашающей скалой. Его глаза смотрели на меня с жесткостью. Губы сжаты в тонкую линию, брови насуплены. Когда-то я надышаться не могла на него. Смотрела в глаза его карие и жизнь в них свою видела. Целовала каждый сантиметр его смуглой кожи, с ума сходила от его рук грубых. А теперь мы враги. Тех, кого не щадят, кого не берут в плен, а уничтожают, не моргнув глазом.
Он направляет на меня пистолет. А мне жаль. Видит Бог, я не хотела так поступать с ним, несмотря на все, что Заур сделал. Но выбора не было.
Я тянусь к нему, чувствую, как по гортани поднимается желчь. Я хочу просто коснуться его. Я хочу, чтобы последнее воспоминание, которое напечатлится в моем потухшем взгляде — был его образ. Даже убив меня, он не избавиться от моих чувств, как и от своих. Заур заблуждается, решив, что можно вот так решить все проблемы.
— Я верил тебе, верил в тебя, с*ка… — его голос дрожит. В нем боль. И разочарование. Но я не хочу тратить последние секунды на разговоры. Их и так было слишком много.
Я тянусь к нему. Зу брезгливо откидывает мою руку в сторону.
— Не трогай меня! — рычит, упираясь дулом пистолета в мой лоб.
— Ты сломала. Ты все испортила… — цедит сквозь зубы.
Я знаю, что ему больно, знаю, что у такого как Зу с предателями разговор короткий, кем бы этот предатель ни был.
— Я всегда тебя любила… — мои губы кривит горькая улыбка. — Но наша любовь неправильная. Грязная, порочная, убогая, Зу. Она началась с грязи и лжи, и закончилась также постыдно…
Мои слова ранят его, я знаю. Он кривится, будто от удара. Я знаю, любимый. Но это правда. И мы ничего не сделаем с ней. Слишком много ошибок совершенно нами двумя. Слишком много боли.
Всегда холодный, расчётливый взгляд вдруг становится потухшим. Он сбрасывает броню, показывает мне свою боль. Заур, тот, кто был самым главным моим страхом, тот, кто был в моих глазах непобедимым, самым сильным и жестоким сейчас загибается от боли. Я вижу его мальчиком. Потерянным, лишенным отца. Мальчишкой, который всю жизнь вгрызался в эту жизнь. Озлобленный, недолюбленный ребенок, превратившийся в безжалостного взрослого бандита. Я знаю, как бы сильно он ни любил меня — мне не жить. Заур убьет меня, и рука его не дрогнет.
— Для тебя всегда было грязным, все, что связано со мной… — в его голосе обида. Он ошибается. Он так ничего и не понял. Но мне не достучаться до него.
— Все к твоим ногам, Самира. Все было всегда для тебя.
Между нами настоящая бездна, и чтобы я сейчас ни сказала, он не услышит меня.
Он стоит надо мной. Его высокие сильные ноги широко расставлены. Его тело напряжено — он настоящий убийца. Сосредоточение силы и безжалостности. Сколько боли он мне принес, сколько раз я рыдала, захлебываясь слезами, ненавидя его всем сердцем. И в то же время люблю его. Несмотря ни на что, с наставленным в мое лицо пистолетом, понимая, что погибну от его рук — все равно люблю.
