Сначала его поцелуй был осторожным, даже робким. Видя, что Корнелия не делает попытки отстраниться, Клиффорд перешел к более решительным действиям. Он целовал ее и чувствовал, как растет его желание, он уже не мог довольствоваться малым.
Внезапно он почувствовал, как ладони Корнелии уперлись ему в грудь.
— Прекрати!
— Что такое?
— Я не могу перестать думать о Трейси, — призналась Корнелия.
— Ну если я давно выкинул ее из головы, то ты и подавно можешь это сделать, — пошутил Клиффорд.
— Это не смешно! Почему ты сказал Рону, что я — твоя подруга, а Трейси представил меня как знакомую по работе?
— Я…
— Признайся, что ты струсил!
— Корнелия, ты сошла с ума. Я просто… Я сказал так от неожиданности. Я вообще не хотел видеть ее за нашим столиком. Почему я должен посвящать ее в тонкости наших отношений? Ей нет и не должно быть дела до нас с тобой…
— А вот если бы я была на твоем месте, я бы сказала, что эта девушка — со мной. Чтобы Трейси сразу знала, что ловить ей тут нечего.
Клиффорд вздохнул:
— Корнелия… Знаешь, если бы я был на твоем месте, то как минимум не стал бы мешать своему мужчине делать то, что он делает. Ей-богу, женщины — ужасно забавные создания! Ты думаешь о едва знакомой девице в тот самый момент, когда я не могу думать ни о ком, кроме тебя!
Клиффорд никогда не слышал у нее этого смеха — легкого, тихого, глубокого. В нем было что-то от мурлыканья кошки. Звонкий, вибрирующий звук… и этот звук дрожью отозвался в его теле. Он неотрывно смотрел на жилку на шее Корнелии. Та вздрагивала все чаше. Наверное, кровь по их венам течет с одинаково безумной скоростью. Еще не зная зачем и страшась задать себе хоть один вопрос, он коснулся запястья Корнелии. Сомкнул пальцы вокруг него.
— Я… проверить, — хрипло сказал он и нашел ее губы.
Его губы скользили по ее лицу, вискам, шее, спускались к груди, его пальцы путались в ее шелковистых волосах… Его дыхание становилось все более прерывистым. Он крепко прижимал Корнелию к себе, стискивая в объятиях. Наконец она сдалась, не выдержав его напора, ее защита рухнула, и все стало неважным — ее ревность, его успех у ее родителей, даже то, что они навязывали Клиффорда своей дочери…
Значение сейчас имели только чувства.
Чувства и ощущения. Эти ощущения с головой захватывали обоих, становились все более упоительными, обжигающими, непередаваемыми.
Клиффорд снова подхватил Корнелию на руки. Она еле успела выключить воду. Он прошел в спальню и бережно опустил свою хрупкую, почти невесомую ношу на широкую двуспальную кровать.
Он помог ей освободиться от остатков одежды — юбка, трусики… Еще раз подивился тому, какая она все-таки хрупкая. Но острое, раздирающее изнутри желание пересилило желание оберегать ее, помнить о том, что она уязвима и ранима.
Корнелия слабеющими пальцами возилась с пуговицами его рубашки. Клиффорд дернул воротник так, что одна из пуговиц отлетела и куда-то закатилась.
Свет люстры почему-то неприятно слепил глаза.
— Иди сюда. — Клиффорд поманил Корнелию под одеяло.
Она отрицательно покачала головой. В ней почему-то вдруг пропало всякое стеснение.
— Ты потрясающе выглядишь, — прошептала она. — Кто бы мог подумать, что под деловым костюмом скрывается такое скульптурное тело.
— А ты, оказывается, разбираешься в мужчинах… испорченная девчонка, — поддразнил он.
— У меня давно этого не было, — прошептала она, — видимо, попадались не те мужчины.
— Не стану притворяться, будто расстроен этим известием. Но постараюсь быть осторожным. Не хочется делать тебе больно…
Клиффорд постарался ограничиться одними прикосновениями и ласками, пока не понял, что терпеть больше не в состоянии.
Он был так возбужден, что с легкостью вошел в свою партнершу. Она сдавленно застонала.
— Больно? — встревожился Клиффорд.
— Нет, что ты…
Его руки продолжали скользить по ее белоснежной бархатистой коже. Голова кружилась от пьянящих ощущений, смятение внутри нарастало. Подобный голод могло утолить только одно, и он двигался, стараясь, чтобы его темп не был слишком сокрушающим для Корнелии. Она стонала все более сладко, хоть и пыталась сдерживаться, прикусывая время от времени нижнюю губу.
Ее руки сжимали плечи Клиффорда, аккуратные ногти время от времени впивались в спину, но Корнелия даже не замечала этого, а если бы и заметила, то вряд ли что-то смогла бы с собой поделать.
Наконец из ее груди вырвался глухой и протяжный вскрик. Корнелия запрокинула голову, напряглась, словно из последних сил, потом ее плечи обмякли, кисти безвольно упали на подушку.
Клиффорд покрепче обнял ее, поцеловал в висок и тоже замер. Тишина в спальне прерывалась только сбившимся тяжелым дыханием.
Корнелия проснулась под утро, взглянула на часы и поразилась — не было еще и шести часов. Почему же ей не спится?
Клиффорд сладко посапывал рядом с ней, возвышаясь на двух подушках. Она с улыбкой поправила одеяло, которое почти целиком сползло на пол. А, ну конечно, вот почему она проснулась — замерзла. Под боком у Клиффорда было тепло, но не до такой же степени…
Корнелия нырнула обратно под одеяло и попыталась снова заснуть.
Прошло полчаса. Сон не шел к ней. Корнелия поняла, что, кажется, придется подниматься… Не валяться же просто так?
В ванной комнате она умылась, поднялаваляющийся с вечера шелковый топик, отправила чулки в корзину с грязным бельем. Почистив зубы и причесавшись, она решила, что самое время выпить чаю.
Усевшись с горячей кружкой на подоконнике, она наблюдала за паром, поднимающимся с чайной поверхности. В кружке плавала мята. Корнелия перевела с мяты невидящий взгляд за окно.
Она провела необыкновенную, чудесную ночь с потрясающим во всех отношениях мужчиной. Почему же на душе так неспокойно? Почему у нее сосет под ложечкой? Неужели должно произойти что-то плохое?
