Элейн не знала, как ей удалось дождаться конца вечера. Но когда гости наконец ушли, она не могла рассказать Кимону, о чем думает. Вымученно пожелала спокойной ночи и повернулась к выходу. Он стоял спиной к открытому окну. До них доносилось ночное стрекотание цикад. Знакомый звук, единственный, нарушающий глубокую тишину ночи.
— Останься.
Элейн остановилась, услышав резкий и повелительный голос. Она вернулась в комнату, почувствовав, как у нее ёкнуло сердце.
— Мы должны многое сказать друг другу.
Она моргнула, озадаченно нахмурив лоб:
— Вот к-как?
Он не стал терять времени.
— Что ты имела в виду, когда сказала, что Джинкс — твоя дочка?
Она нервно вздрогнула и кашлянула, чтобы прочистить горло.
— Ты знаешь? — Элейн почти не удивилась.
Она вспомнила непонятные взгляды, которые он бросал на нее вечером, когда они были наверху вместе с Джинкс. Что-то произошло, когда она вышла из комнаты, и он хотел это выяснить. Поэтому послал Элейн вниз за бинтами, а не велел позвонить горничной и поручить это ей.
Когда Кимон услышал ее вопрос, его глаза вспыхнули.
— Ты понимаешь, чего тебе удалось избежать?
На миг она увидела разъяренного критянина, безжалостную позу, черные металлические глаза, угрожающе сузившиеся.
— Если бы мы были наедине, я бы тебя задушил. — Он помолчал, ожидая ответа. Но Элейн не нашлась что сказать. — Я спросил тебя: что ты имела в виду, когда так возмутительно солгала?
Она облизала губы:
— Это… это была месть…
— За что?
— Потому что ты меня унизил и испугал. И я всегда говорила, что если когда-нибудь сумею заставить любого другого мужчину заплатить за то, что мне сделал отец Джинкс, то я это сделаю.
Никакой логики. Элейн поняла это и не глядя на Кимона.
— Значит, я должен был платить и за это, да? — Он покачал головой, будто совершенно сбитый с толку ее поведением. — Расскажи об отце Джинкс, — неожиданно попросил он. — Как у тебя оказалась эта девочка?
Его голос стал мягче. Ободренная, Элейн решила пока не отвечать на вопрос. Она спросила, как он догадался, что Джинкс не ее дочка. Он сказал, что обращал внимание на Джинкс и постепенно пришел в замешательство, когда заметил, что они с Элейн совершенно не похожи.
— Ты обращал на нее внимание? — с некоторым удивлением перебила Элейн. — Мне казалось, ты игнорируешь ее.
Он еле заметно улыбнулся:
— Нельзя игнорировать такого ребенка, как Джинкс, Элейн. Я видел, как она привлекательна, и станет еще привлекательнее, когда я начну ее воспитывать.
— Ты собираешься ее воспитывать? — Она благодарно посмотрела на него. — Знаю, я должна была обращаться с ней построже, но тетя Сью всегда говорила, что ей нужен мужчина.
— Кажется, она думает, что должна быть хорошей для мужчины. — Кимон засмеялся. — Она шалунья, но все равно замечательный ребенок. — Он продолжал говорить и объяснил, что лишь вчера увидел, как Джинкс пишет свое имя. Она говорила сама с собой и сказала, что нельзя забыть «Марсленд». — Ну, это ничего не доказывало, но мои подозрения усилились. Потом, сегодня вечером, когда ты искала мазь в моей комнате, я заметил, что на столике у кровати лежит книга с картинками. Пока я тебя ждал, я раскрыл книгу и заметил, что «Марсленд» добавлено другими чернилами. Я спросил Джинкс, но не успел получить ответ, потому что ты вернулась с тюбиком мази.
— И тогда ты послал меня вниз за бинтами.
— Верно. Джинкс болтала — она уже поняла, что мы собираемся подружиться, — и мне было нетрудно узнать от нее то, что я хотел. Она сказала, что недавно… совсем недавно, — твердо добавил он, не сводя глаз с лица Элейн, — ты велела ей добавлять к имени «Марсленд».
Он сурово на нее смотрел, и Элейн отвернулась. Она довольно поспешно начала объяснять, как Джинкс оказалась у нее. Когда Элейн закончила рассказ и осмелилась посмотреть на мужа, она думала, что, может быть, на его лице появится выражение легкого презрения к ее наивности, ведь она позволила себя обмануть. Но, к собственному изумлению, Элейн увидела совершенно другое выражение лица, а голос Кимона звучал ласково и сочувственно:
— Семнадцать лет… Ты сама была почти ребенком. Разве ты не думала о том, чтобы передать Джинкс властям, когда ее отец уехал и оставил ее?
Элейн покачала головой:
— Я не могла. Я слишком ее любила. И хотя ты, возможно, сочтешь меня нескромной, должна сказать, что, если бы Джинкс удочерил кто-нибудь другой, она не была бы так счастлива, как со мной… и с тетей Сью, конечно.
Элейн рассказала Кимону о серьезной проблеме, когда никто из соседей не хотел присматривать за Джинкс. Это заодно объясняло ее поведение, когда она требовала денег у Кимона. Но если он и догадался, то не стал вдаваться в подробности, а сухо заметил:
— Разумеется, Джинкс была с тобой счастлива. Ты разрешала ей делать все, что она хочет.
— Не все, — запротестовала Элейн. — Она совсем неплохая… правда.
Кимон довольно весело улыбнулся, и девушка затаила дыхание. Он был почти так же обаятелен, как на корабле… почти. Но в его глазах все еще оставалось осуждение.
— И как долго, по-твоему, тебе удавалось бы меня обманывать?
— Насчет Джинкс? Не всегда, — открыто признала она и в смятении заметила, что муж сжал губы.
— Мне следовало бы дать тебе затрещину за всю эту проклятую глупость. Когда ты отрицала, что влюбилась в меня на корабле, ты тоже лгала. Я прекрасно знал, что ты в меня влюбилась. И удивился, когда ты стала это отрицать… — Кимон замолчал.
Пара шагов — и он оказался в центре комнаты.
— Иди сюда, — приказал он, но так ласково, что у Элейн внезапно выступили слезы на глазах.
Она подошла к нему, и он ее взял за руки.
— Как по-твоему, почему я поехал в Англию? — Он покачал головой. — Ты законченная идиотка. Я понял, что люблю тебя, почти сразу после твоего отъезда с Крита. Но думал, это пройдет. Не могу сказать, что брак меня привлекал, — признал он, печально улыбаясь. — Но очень скоро, Элейн, я понял, что ты мне нужна… Да, знаю, что ты собираешься сказать. Что ж, это было желанием… но не таким желанием, о котором ты думала.
— Теперь я это понимаю. — Элейн рассказала, что она нечаянно услышала, и после робкого колебания прошептала: — Agapi mou, s'agapo.
Кимон тут же обнял ее и нежно и требовательно поцеловал в губы.
— Моя милая… я люблю тебя, — прошептал он немного погодя.
Элейн отстранилась:
— Почему ты не сказал это по-английски, Кимон? Ведь если ты приехал, потому что любил меня и хотел на мне жениться, почему сразу не сказал мне о своей любви?
