Гость погладил черную мохнатую голову собаки.
— Никогда мне не приносили газет с такой аккуратностью и исполнительностью. Увы, дружище, мы скоро расстанемся.
Долли вся сжалась: она боялась, что он сейчас заговорит о расставании с ней или детьми. Но Дик молча гладил Ральфа. Пауза затягивалась. Надо было что-то сказать, но ничего не приходило в голову. Кэрол вернулась из кухни и села рядом с матерью. Обе сидели, напряженно выпрямившись, словно на похоронах. Тягостное молчание повисло в комнате.
Флеминг поочередно посмотрел на хозяев:
— Эй, что это с вами?!
Клод ответил ему долгим спокойным взглядом. Они вели молчаливый диалог, как мужчина с мужчиной. В глазах младшего читалось уважение и признательность. Почему, собственно, Дик ожидал прочитать в них упрек? И почему ему так трудно смотреть в глаза этому мальчику? Гость перевел взгляд на Китти. Девочка смотрела доверчиво, широко распахнув глаза, и его охватила паника: он вдруг понял, какие чувства гонят крыс с тонущего корабля.
Дик повернулся к Кэрол, своей верной наперснице. Ее взглядом, казалось, можно было растопить все снега Сибири. Нет, такой взгляд выдержать ему не под силу: он прожигал насквозь. Пришлось быстро перевести глаза на Долли.
Ее обычно живое лицо застыло, как маска. Никаких эмоций и чувств. Холодок пробежал по спине Дика. Он никогда не видел ее такой — похожей на манекен в витрине магазина. Только такой пристрастный наблюдатель, как Дик, мог подметить некоторые детали: неестественный блеск глаз, чуть покрасневший кончик носа… Долли не выдержала его пристального взгляда, опустила голову и сжала в руке платок. Невыносимо тягостное молчание нарушила Кэрол, задавшая вопрос, который давно мучил всех:
— Во сколько вам надо выезжать?
— Около половины седьмого.
— Вы едете в Вашингтон? — спросила Китти.
Флеминг медленно кивнул и тихо повторил:
— В Вашингтон.
— А зачем вы туда едете? — продолжала девочка.
— Я еду на встречу с людьми, которые дают мне работу. После беседы я буду знать, чем мне заниматься дальше.
Китти горько вздохнула.
— Столица не так уж далеко! — обнадеживающе заметил Клод.
— Часа полтора лета, — согласился Дик.
Кэрол просияла.
— Так вы сможете заскакивать к нам на выходные?!
— Нет! — вырвалось у Долли.
Детские головы как по команде повернулись в ее сторону, малыши глядели испуганно, будто она только что выстрелила Дику прямо в лицо. Мысленно укорив себя за несдержанность, она произнесла уже мягче:
— Я хотела сказать, что наш знакомый слишком занятой человек, чтобы мотаться туда-сюда по выходным. И потом, в Вашингтоне тоже есть на что посмотреть.
— Я не собираюсь оставаться в Вашингтоне, — тихо заметил Дик.
— А куда вы собираетесь направиться? — спросил Кэрол.
— Сейчас открывается несколько правительственных программ. Я могу снова вернуться на Дарвинскую станцию на Галапагосах, могу поехать в лесной заповедник в Массачусетсе. Там проводятся интересные исследования, и для меня найдется работа… Еще есть вакансии в Австралии, на Мальдивах.
Кэрол упрямо вздернула подбородок.
— Ну что же, если вы нас не сможете навестить, мы сами приедем к вам в гости. Мне бы очень хотелось посетить Мальдивы, а тебе, мамочка?
Долли натянуто улыбнулась.
— Да, конечно. Когда-нибудь мы непременно съездим туда.
Она чувствовала, что держится из последних сил. Боль в сердце нарастала, каждая клеточка наполнялась ею, душа стонала от невыносимой муки, превратившись в сплошную кровоточащую рану. Глубоко вздохнув, она встала.
— Дети, пойдемте накрывать стол к ужину. Подожди минутку, Дик.
Через пару минут Клод позвонил в колокольчик, приглашая всех за стол. Гость удивленно остановился на пороге столовой.
Стол был накрыт накрахмаленной желтой скатертью. В центре красовалась хрустальная ваза с цветами. На ее гранях играл свет зажженных свечей, стоящих в хрустальных подсвечниках. Пламя бросало золотистые отсветы на столовое серебро и фарфоровую посуду, лучшую в доме. Флеминг обвел восторженным взглядом все это великолепие и с благодарностью посмотрел на хозяев, сотворивших подобное чудо.
— Фантастика! Я в восхищении! Вы сразили меня наповал.
— Мы положили настоящие льняные салфетки! — с гордостью заявила Китти. — Мама сказала, что нужно сделать этот ужин как можно наряднее и…
— Памятней, — закончил за сестру Клод.
Дик поймал несколько смущенный взгляд хозяйки.
— Я очарован.
Долли с подчеркнутым равнодушием пожала плечами.
— Большую часть работы сделала Кэрол.
— Неправда, мама! — воскликнула дочь. — Это была твоя идея — закатить роскошный ужин в честь отъезда нашего знакомого. И ты старалась больше нас всех вместе взятых!
Долли вспыхнула. Жаль, что она не успела научить детей молчать, когда надо.
— Ну, хватит разговоров! Садитесь за стол, пока все не остыло, — быстро сказала она.
Дик галантно помог сесть хозяйке, а сам привычно подошел к противоположному краю стола. Но когда он взялся за спинку стула, Клод вдруг остановил его, быстро проговорив:
— Не садитесь здесь! Это место для обычных знакомых, а вы — почетный гость, ваше место справа от мамы. Мама сказала, что я единственный мужчина в доме и должен сидеть во главе стола.
Ах, вот как! Флеминг бросил быстрый взгляд на хозяйку, но Долли отвернулась. Клод все сказал правильно, и ей нет дела, если гостю это неприятно.
— Мы с Кэрол должны сесть напротив вас, Дик, — быстро затараторила Китти. — Мама всем нам сказала, куда сесть. Потому что, когда мы с Кэрол накрывали стол, то чуть не подрались. Я хотела сидеть рядом с вами, и Кэрол — тоже.
— Мама тоже хотела сидеть рядом с вами, — усмехнулся мальчишка, — и она, конечно, победила.
Флеминг посмотрел на хозяйку. Лицо ее оставалось бесстрастным, будто для нее сегодняшний прощальный ужин — простая воскресная трапеза. Дик был озадачен. Нет, он не привык к такой Долли и испытывал потребность немедленно узнать, какие чувства скрываются под безучастной маской. Гость буравил ее взглядом так долго, что это стало привлекать внимание детей. Наконец он отвел взгляд, так ничего и не высмотрев. Если она и расстроена его отъездом, то очень умело это скрывает. Странно, но Дик испытал разочарование.
Долли сосредоточенно жевала, уставившись в тарелку. Она не могла не заметить его вопросительного взгляда и прекрасно понимала, почему он так пристально смотрит на нее. Надеется увидеть слезы? Нет, этого удовольствия она ему не доставит! И когда Дику наконец удалось поймать ее взгляд, ничего похожего на горе он не увидел. Долли смотрела на него снисходительно, чуть свысока, даже несколько иронически. Итак, она не рвет на себе волосы по поводу его отъезда. Что же, он должен быть доволен: меньше всего ему хотелось провести последний день на острове, вытирая слезы и выслушивая упреки. Тогда почему он так расстроен? Могла бы хоть изобразить печаль по поводу его отъезда! Внезапно ему захотелось поскорее уйти. Но нельзя быть невежливым. Уйти можно будет сразу после десерта.
