— Не нравится, — коротко ответила Эмма и откинулась на спинку кресла, давая тем самым знать официанту, что он может взять и ее тарелку. — Наверняка здесь все несъедобно — за исключением твоей подливки, разумеется. — Нед видел, как у нее едва заметно дрогнули в улыбке уголки рта.
Нед попросил официанта принести кофе и десерт.
— Все, что угодно, кроме пирога с маринованными фруктами. Он до черта мне надоел дома. — Нед перевел взгляд на Эмму. — Извини, сестрица, если что не так сказал.
Официант вернулся и принес кофе и две тарелки с десертом.
— Индейский пудинг, — торжественно возгласил он, ставя десерт на стол.
— Это еще что такое? — спросила Эмма.
— Кукурузная мука с черной патокой, — сообщил официант.
Эмма поморщилась:
— Я не стану есть это кошмарное месиво, братец.
— Ты хоть попробуй, — сказал Нед, а когда официант отвернулся, торопливым шепотом прибавил: — Не напрягайся, ты уже создала должное впечатление относительно своей особы. Теперь всякий, кого только о тебе ни спросят, скажет, что ты пренеприятная, вздорная старая дева.
— Прикажешь воспринимать это как комплимент? — сухо осведомилась Эмма.
— Это и есть комплимент — твоим актерским способностям. Вряд ли кто-нибудь теперь заподозрит, что мы выдаем себя за других людей. Уверен, каждый мужчина в зале готов посочувствовать мне из-за того, что я живу на ферме с такой мегерой.
Нельзя сказать, чтобы речь Неда целиком пришлась Эмме по сердцу. Смерив его не особенно любезным взглядом, она взяла ложку и отведала пудинг. Потом зачерпнула еще одну ложку и сказала:
— Имей в виду — там оливки.
Нед с недоумением посмотрел на нее.
— Я это к тому, — сказала Эмма, — что ты терпеть не можешь оливки. Сам же говорил. Или я ошибаюсь?
— У тебя хорошая память.
— Я никогда ничего не забываю. Но это к слову. Расскажи мне лучше о ранчо, которое ты хотел купить, — сказала она.
— Как я уже говорил, оно находится в Теллуриде, что в Колорадо. Ничего особенного. Самое обыкновенное ранчо.
Нед лукавил. С тех пор, как он увидел это ранчо, он день и ночь мечтал о том, чтобы его заполучить. И теперь ему очень хотелось рассказать Эмме о своей мечте. По тому, как она на него смотрела, как слушала, он видел, что она задала этот вопрос не из вежливости, что ей и в самом деле интересно знать. Эмма теребила приколотую к платью брошь, не сводя с него своих сверкающих, внимательных глаз. Еще раз глянув на нее, Нед вдруг почувствовал, что ранен в самое сердце. Как только он это осознал, то даже положил ложку и отодвинул от себя тарелку, хотя индейский пудинг был одним из самых его любимых десертов.
Наклонившись к Эмме поближе, он начал описывать ей горную долину, в которой расположилось ранчо. Весной, когда он впервые его увидел, пастбища были покрыты мягкой зеленой травой. Окружавшие ранчо горы своими заостренными вершинами напоминали Альпы на рисунке из школьного учебника по географии. Особенно ему тогда полюбилась протекавшая по лугам быстрая холодная речка, не пересыхавшая, в отличие от рек Нью-Мексико, даже летом. Рассказывая об этом, Нед так разволновался, что у него запершило в горле. Он замолчал, торопливо, залпом допил свой кофе и смущенно посмотрел на собеседницу.
— Продолжай, прошу тебя, — подбодрила его Эмма.
— Дом вполне приличный — большой, с широкой верандой. Там достаточно места, чтобы поставить два кресла-качалки. Хорошо бы еще и семьей по такому случаю обзавестись — чтоб рядом была маленькая девочка с лицом, как у тебя на броши. — Он кивком указал на приколотое к платью Эммы украшение и почувствовал, как запылали у него щеки.
Эмма ответила ему улыбкой, но промолчала, и Нед пожалел о своих словах. В конце концов, у него была Эдди; именно ее он должен был иметь в виду, повествуя о ранчо. Однако в ту же минуту он осознал, что с Эдди покончено, и снова покраснел: в своих мечтах на веранде в качалке он видел рядом с собой Эмму.
Пока он говорил, Эмма задумчиво всматривалась в его глаза.
— Я бы хотела жить в хорошеньком домике в горах и иметь ребеночка — миленькую крохотную девчушку, — мечтательно сказала она. Но через мгновение на ее лицо набежала тень, и его черты тут же потеряли мягкость. — Но, как ты уже говорил, денег у тебя нет и приобрести это ранчо ты не можешь, — жестко сказала она. — Скорее всего, ты вообще его никогда больше не увидишь. — Помолчав, она добавила, словно читая его мысли: — К тому же я не из тех женщин, которым понравилось бы хозяйничать на ранчо.
Ее слова были холодны, как вода в горном ручье. Как-то раз Нед сказал Эдди, что не прочь приобрести ранчо, но именно Эмма оказалась единственной женщиной, которую он мог связать в своих мечтах с Колорадо, домиком с верандой и расстилавшимися вокруг лугами. И вот теперь эта женщина заявила ему, что все его мечты не стоят и гроша.
— Вполне возможно, завтра я возьму достаточно денег, чтобы его купить.
Эмма фыркнула и протянула руку к висевшей на спинке стула шали.
— Сомневаюсь. Едва ли в сейфе здешнего банка хранится сколько-нибудь значительная сумма. Признаться, я надеялась, что Джаспер куда богаче.
Она поднялась с места и закуталась в шаль. Нед, расплачиваясь за ужин, положил на стол доллар и несколько серебряных монеток, после чего проследовал за Эммой к выходу из столовой. Он проводил ее до двери комнаты и, даже не пожелав ей спокойной ночи, направился к себе. Однако возле своей комнаты он неожиданно развернулся, спустился по лестнице на первый этаж, вышел из отеля и зашагал по улице.
Через некоторое время он добрался до заведения «Элси Мей». Золотые буквы на окне имели черную окантовку, и он подумал, что Эдди было бы не худо намалевать вывеску в том же стиле на окне «Чили-Квин». Мысли об Эдди повергли его в смущение, и заходить в «Элси Мей», где обстановка напоминала о ней, ему расхотелось. Тем не менее он жаждал женского общества и продолжал брести по Мейден-лейн, рассчитывая на случай. Навстречу ему попался притон, где он, заплатив четвертак, перехватил пару порций виски, от которого его основательно развезло. Проиграв десять долларов в очко, он окончательно сник и, отчаянно себя жалея, спросил у местных завсегдатаев, как пройти в заведение «Френч Брюэри».
Когда на следующее утро Нед зашел за Эммой, она показалась ему старухой. Вчера вечером по пути во «Френч Брюэри» он, заглянув в салун, позволил себе хлебнуть лишнего. Добравшись наконец до борделя, он снял за три доллара — на доллар больше, чем брали девицы Эдди, — крупную блондинку по имени Кармел, но в плане получения удовольствия особенно не преуспел. Кое-как закончив дело, он выкурил сигару стоимостью в двадцать пять центов, после чего вернулся в отель, вымыл ноги и завалился спать.
