в клуб.
– Пропуски стоят от пяти до десяти тысяч рублей, – говорю я. – То есть, она в месяц по двадцать или сорок тысяч тратила на клуб!
– Ого! – вырывается у Яснорады.
– Это ты теперь не платишь за сессии, – усмехаюсь я. – Для нее скидок не было, знаешь ли...
– Да я о другом! Неужели мать не спрашивала, куда девается такая значительная часть зарплаты? – удивляется Каштанка. – Если они жили вместе, наверняка и бюджет был общий.
– Логично, – Лера кивает, а я не успеваю ничего сказать, потому что через мгновение перед нами вдруг появляется сама виновница торжества – Ника, а рядом с ней, судя по всему, ее приятельница Лена.
– Вот черт, – вырывается у меня.
– Здравствуйте, мой господин, – цедит Ника сквозь зубы и одновременно сверлит меня полным ненависти взглядом. – Я тут неподалеку живу, а моя подруга позвонила и рассказала, что в кафе пришли какие-то люди и спрашивали про меня, вот я и решила заглянуть. Может, спросишь у меня в лицо все, что хотел узнать? Я с удовольствием с тобой пооткровенничаю, нам ведь не впервой, правда? И вы тоже не стесняйтесь, барышни, – они кивает Лере и Яснораде. Девушки смотрят на нее во все глаза. Даже Лера не сразу приходит в себя от неожиданности, хотя с ее-то профессией она умеет на раз-два справляться со стрессовыми ситуациями.
Я решаю перетянуть пока внимание на себя, спрашивая как можно более спокойно, хоть мне и хочется разорвать эту дрянь в клочья:
– Как твое самочувствие, Ника?
– Намного, намного лучше, мой господин! Хоть я и была очень расстроена, что ты не встретил меня после выписки.
– Я не обещал, что встречу, – замечаю я. – У меня своя жизнь и свои дела. Но я очень счастлив, что ты идешь на поправку.
– Неужели?! Разве тебе не плевать?! Ты даже цветы не послал! – возмущается Ника. – Ты знаешь, что все это произошло из-за тебя?!
– Тебя в этом мама убедила? – неожиданно спрашивает Лера. – Может быть, ты помнишь меня? Я работаю психологом в клубе...
– Помню, – огрызается Ника. – Но моя мама тут ни при чем. Я и сама знаю, что он во всем виноват. Соблазнил меня, дал надежду на любовь и отношения, а потом связался... с этой вот шлюхой! – она тычет пальцем в Каштанку, и у меня появляется вдруг какое-то инстинктивное желание защитить девушку от нападок этой ненормальной:
– Не смей оскорблять ее!
– А то что, накажешь? – фыркает девчонка. Я огрызаюсь и едва не замахиваюсь на нее, но меня останавливает Лера:
– Ника, в больнице ты сказала Киру, что все произошедшее – случайность, что ты просто хотела расслабиться и не рассчитала дозу алкоголя, что в аварию ты попала из-за плохой дороги, а не потому, что хотела как-то навредить себе...
– У меня было сотрясение мозга, – сообщает моя бывшая нижняя невозмутимым голосом. – Все, что я говорила, я говорила под влиянием сильнодействующих медицинских препаратов. Теперь я трезво соображаю и могу с уверенностью сказать, что ты, – она тычет в меня пальцем. – Ты чуть не довел меня до самоубийства. Ты и твой сраный клуб.
– Ника, у вас с Киром не было любовных, романтических отношений, – пытается объяснить Лера. – Никогда. Это были отношения в рамках БДСМ-сессий, отношения мастера и его нижней. Ты подписывала договор, твоя подпись стоит под бумагой, где ясно сказано: ты осознаешь характер связи, возможные риски, собственное место в этой иерархии.
– А еще там был пункт о неразглашении, – добавляю я. – А ты растрепала все своей матери, такой же ебнутой, как ты сама.
– Не оскорбляй мою мать! – рыкает Ника. – Мы подадим на вас в суд!
– Ну да, – киваю я, хотя на самом деле меня как-то неожиданно отпускает: я вдруг четко понимаю, что психиатрическая экспертиза признает девушку нездоровой, и ей просто откажут в возбуждении дела против нас.
ЯСНОРАДА
Я прекрасно понимаю, что не должна ревновать. Кир теперь со мной: он дал это понять, четко обозначил, и для меня, и для Ники, и для всего клуба. Он перестал проводить сессии с проникновением (только со мной), пригласил меня на закрытое собрание сотрудников клуба, взял сегодня с собой в это проклятое кафе, хотя не был обязан, просто я попросила...
Вот уже почти два месяца мы ежедневно проводим время вместе, и не только в стенах клубных игровых комнат, но и у него дома. Наше общение давно вышло за пределы спальни. Секс больше не играет ключевую роль. Я знакома с его родителями, черт возьми! И с его чудесной собакой. Более того, он заикался о том, чтобы вовсе уйти из клуба: вторая, точнее, первая, нормальная работа его хорошо кормит, он зарабатывает достаточно, чтобы никогда больше не махать плеткой... ну, разве что со мной.
Но я все равно ревную.
Смотрю сейчас на эту сумасшедшую Нику и ревную.
Потому что знаю: так или иначе, Кир сейчас зависит от нее, от ее решений, от ее безумных поступков.
Она угрожала мне в той записке. Теперь мы точно знаем, что ее написала Ника, а вовсе не Майкл, как я думала поначалу. У Майкла и на это духу не хватило... только на то, чтобы послать следить за мной Игоря.
Она проколола Киру шины.
А теперь грозится судом.
И все это так сильно раздражает меня, так сильно портит мне красивый роман и теплое лето, что хочется ударить ее... хотя я никогда не замечала за собой признаков агрессии. Видимо, пока по-настоящему не влюбилась.
А еще меня бесит, что мы с Киром до сих пор не признались друг другу в чувствах. Ну, то есть как – не признались? Было очень много красивых фраз, конечно.
Я с тобой, я рядом.
Ты мне нравишься.
Давай попробуем.
Это не просто секс, ты же понимаешь?
Понимаю прекрасно. Но где то заветное «я люблю» или хотя бы «я влюбился»? Я – уже, но не готова сказать это первой...
Может, он не так уж сильно влюблен?
Вот черт.
Думать такие мысли чревато последствиями, когда в этот самый момент прямо у нашего столика в кафе по-прежнему стоит и надрывается Ника. Она все еще кричит,
