– Поцелуйте меня, София.
Она не спешила, не зная, как ей поступить. Но даже пока она боролась сама с собой, он, не прикасаясь к ней, притягивал ее к себе, воздействуя на нее лишь магнетизмом своего взгляда.
– Поцелуйте меня, – настаивал он, и она ощутила, что ее руки сгибаются в локтях и она склоняет голову ему навстречу.
– Нет!
Она отвернулась, намереваясь выбежать из комнатушки, но он не отпустил ее руку. Он продолжал прижимать ее к своей груди, и тепло его тела проникало сквозь ткань, которая отделяла ее ладонь от его плоти.
– София…
– Я не могу!
– Почему?
Почему? Это такое простое слово, но ответ на него был бы слишком долгим.
– Почему, София? Знайте, я не отпущу вас, пока не получу ответ.
Обернувшись, она взглянула на него, и хотя в глазах у нее уже помутилось от слез, но на его лице она увидела решимость. Затем она против своей воли заговорила, и слова небрежно слетали с ее губ. Она не понимала, откуда приходят эти мысли, но, уже высказывая их вслух, знала, что они правдивы.
– Когда я с вами, я совсем теряю голову. Я забываю, кто я. Я не отдаю себе отчета ни в своих словах, ни в своих поступках. Вы злите меня так, как никто другой никогда не злил. Именно из-за вас я напилась, отправилась на петушиные бои и вот теперь…
Его голос вторил эхом:
– А теперь вам хочется поцеловать меня?
– Да.
– Так почему же вы себе этого не позволяете? Почему же вы отделяете себя? От меня, от мира, от всех?
Она бессильно взмахнула свободной рукой.
– Вы, должно быть, знаете историю моей семьи и все равно меня об этом спрашиваете?
Он нахмурился, неожиданно перестав крепко удерживая ее руку. Она воспользовалась этой возможностью, чтобы освободиться от его беспокоящих прикосновений, но не ушла от него. Она понимала, что он будет преследовать ее всю ночь пока она ему все не выложит. Поэтому она, запинаясь, начала свой рассказ:
– Вы слышали историю моего отца? Мать любила его до беспамятства. Он был красив и страстен и имел склонность к тому, что она называла le joie de vivre.
– Радость жизни, – перевел он.
– Да.
Она сделала глубокий вдох.
– Но после того, как они поженились, он не стал сдерживать свою… радость жизни.
София снова глубоко вздохнула.
– Он стал изменять ей. У него появились дюжины любовниц, которым, чтобы не угас их интерес, постоянно требовались дорогие безделушки. Он растратил все драгоценности из приданого матери на подарки другим женщинам. А спустив приданое матери, он принялся проматывать то, что осталось от его наследства, в азартных играх в надежде добыть денег, чтобы купите очередной драгоценный камушек для ублажения очередной красотки.
– Откуда вам все это известно?
София пожала плечами.
– Об этом знают все, а я провела в Лондоне пять сезонов. Этого времени было достаточно, чтобы услышать все сплетни. Но намного хуже этого было видеть мою мать. Несмотря на блуд отца, она по-прежнему его обожала. Однако без денег на изысканные наряды и дорогие украшения она не могла тягаться с лондонскими искусительницами. Он все реже и реже возвращался домой, и мать по-своему начинала сходить с ума. Вместо того чтобы попытаться обуздать его безрассудство, она принялась так же бездумно транжирить деньги, как и он. В конце концов, он все равно вскоре все промотал бы. Она решила тратить, пока еще было что тратить.
Энтони приподнялся на локтях, взгляд его темных глаз был грустным.
– А кто управлял поместьями? Кто заботился о вас и вашем брате?
– У нас были управляющий и няня, пока мы могли оплачивать их услуги. Когда они ушли, счета стал вести Джеффри. Арифметику я учила у него на коленях. Когда я выросла, я стала вести домашнее хозяйство, а он занимался остальным. Мы рано усвоили, что для чувств нет времени, что за потерю самообладания следует наказание.
Энтони глубоко вздохнул, и когда он, протянув руку, коснулся ее холодной щеки, она не отстранилась.
– А когда умер ваш отец?
Она пожала плечами.
– Никто, кроме нашей матери, не плакал.
Эта короткая реплика сказала ему все.
Но ему этого было недостаточно. Он продолжил выпытывать, лаская ее руку:
– Но я не ваш отец. Я не играю в азартные игры, не предаюсь распутству, не трачу деньги бездумно. Какое отношение это все имеет к нам?
– Вы всего лишь воюете.
– Теперь уже нет, – возразил он твердо.
Она подняла брови, подвергая сомнению его заявление.
– Тогда вы не поедете в дикие страны выполнять там задания, опасные или нет, возложенные на вас короной?
Он замер.
– Конечно, поеду. Это мой долг…
– Бросить жену и детей дома одних. – Она покачала голо вой. – Азартные игры и защита родины – не одно и то же, майор, но конец тот же. Ваша жена будет переживать в одиночеств и пытаться как-то обходиться без вас, гадая, вернетесь ли вы вообще когда-либо.
– Я намереваюсь взять вас с собой в Индию, София, – сказал он мягко.
Она едва не рассмеялась.
– Быть покинутой в чужой стране в десять раз хуже.
– Боже мой, София, я вообще не собираюсь оставлять вас ни в Индии, ни где-либо еще. Неужели я до сих пор вам этого не доказал?
Его возмущенный голос эхом наполнил пустую комнату.
– Это пока были только игры, майор. Тетя хотела вас проверить, поэтому вы и стали нашим дворецким. Я пожелала вести себя возмутительно, и поэтому мы оказались в тюрьме. Это игры, майор. Они – ничто в сравнении с жизнью, проведенной в ожидании у окна, гадая, когда вернется любимый.
– Так значит, вы меня проверяли, – сказал он.
Удивительно, но он не злился. Казалось, он был лишь удовлетворен тем, что наконец разгадал загадку. Она отвела глаза в сторону, стыдясь этой правды. Она не думала, что станет мучить своего ухажера, проверяя его постоянство, но именно это она и делала.
– Я не собиралась так поступать, – созналась она. – но, похоже, я именно так и поступала.
Протянув руку, он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.
– Я не бросил вас, не так ли? Правда, я ведь здесь, вместе с вами, в тюремной камере. – Его большой палец ласкал ее щеку. – София, я не оставлю вас одну в Индии. И нашим детям никогда не придется заботиться о себе самим, как приходилось вам с Джеффри. Я хочу, чтобы вы были рядом со мной. Всегда. Куда бы ни послала меня корона, вы также туда, поедете. Что бы я ни делал, вы всегда будете рядом. И по-другому я этого себе не мыслю.
Она взглянула на него, желая ему поверить. Да что там, в глубине души она ему верила. И ум ее подсказывал, что он честный человек, говорящий с ней открыто и искренне. Но жизнь – вещь непредсказуемая. Ведь и ее отец умер, не сдержав своего слова, хотя и намеревался. Он упал с лошади по пути на празднование ее дня рождения.
