Последние несколько недель жизнь Келли была сложной, наполненной переживаниями – пожалуй, чересчур сильными. Но ни одно из них ни в коей мере не отразилось в ее сказках. Она отгораживалась от реальности тем же способом, которым хотела защитить своих читателей. Зейн немедленно почувствовал это. Его не удалось одурачить, но саму себя она обманывала, и от сознания этого ее голова разболелась еще сильнее.
Беспокойство нарастало в ней, тисками сжимая сердце. Зейн – невозможный мужчина, но в здравом смысле ему не откажешь. Каким бы опасным он ни был, Келли неудержимо влекло к нему.
Критика, исходящая из его уст, была бы очень ей полезна, но она отказалась от нее. Теперь уже ничего не имело смысла…
– Келли! Келли, вы здесь? Дорогая, с вами все в порядке? Этот ужасный человек снова беспокоил вас? Откройте дверь, милочка.
– Не могу, – сдавленным голосом отозвалась Келли. – Со мной все в порядке, но я не могу вас впустить, Мэвис. Мне необходимо побыть одной.
– О, дорогая, я так беспокоилась о вас! Я испекла вам булочки с арахисовым маслом. Пожалуйста, откройте – я так тревожусь!
– Позднее, – с трудом выговорила Келли, прижимая ладонь к горячему лбу. Слова в книжке расплывались перед глазами, но она заставила себя забыть обо всем на свете и продолжала читать.
Наконец Мэвис ушла, пообещав, что заглянет позднее, но прежде сообщила, что забота о Келли – ее долг.
Келли дочитала рукопись до конца, а затем вынудила себя начать снова. Наконец она отложила стопку бумаги в сторону и уставилась на нее, как будто видела в первый раз. Бессильные слезы навернулись на глаза. В конце концов с чувством невозвратимой потери она насухо вытерла глаза, разорвала рукопись и неловко сунула ее в корзину для бумаг.
Потом оглянулась на Полли-Энн, которая стояла, радостно наблюдая за хозяйкой, и так отчаянно виляла хвостом, что все ее тело двигалось из стороны в сторону.
Келли с трудом сглотнула.
– Начнем все заново, – произнесла она. – И нечему тут радоваться – работа предстоит тяжелая. Тяжелее, чем когда-либо прежде.
Келли всем сердцем проклинала Зейна. Ничего, она еще покажет ему – даже если умрет от усталости! Девушка решительно села за пишущую машинку и вставила чистый лист бумаги.
Странно, но теперь, когда от переживаний раскалывалась голова, слова находились гораздо легче, чем в течение всего лета. Она не вставала из-за стола до тех пор, пока не сгустились сумерки.
Периодически возвращалась Мэвис, стучала и требовала впустить ее в дом. Келли извинялась через закрытую дверь и объясняла, что не может бросить работу. Она понимала, что поступает невежливо, но и впрямь никак не могла оторваться. Ни на минуту.
Неутомимая Мэвис вновь появилась после наступления темноты и сообщила, что оставит тарелку с булочками на крыльце. Нет, нет, она не будет беспокоить милейшую Келли, пусть сама возьмет их после ее ухода. Ведь будет обидно, если птицы расклюют булочки.
– Хорошо! – крикнула через дверь Келли, чувствуя неловкость, но не в силах прервать работу.
Убедившись, что Мэвис ушла, она открыла дверь. Щербатая бело-голубая тарелка с булочками стояла на крыльце, и Келли виновато взяла сей подарок, внутренне сожалея о своем негостеприимстве по отношению к Мэвис.
Келли не ела с тех пор, как Зейн накормил ее оладьями. Сжевав подряд две булочки и запив их молоком, она вяло закрыла машинку и забралась в постель.
Ночью ей чудился приглушенный шум двигателя машины. Мысль о возможном возвращении Зейна наполнила ее странной смесью чувств. Нет, это был звук изношенного двигателя старенькой машины Мэвис. Келли испытала облегчение и в то же время разочарование.
Потом взглянула на часы, но никак не могла разглядеть цифры. Поняла только, что уже очень поздно. Куда это Мэвис отправилась посреди ночи? Вероятно, в булочную, работающую круглосуточно, чтобы купить муки и других припасов для стряпни, вяло подумала Келли. Но затем мысль о Мэвис куда-то исчезла, и ею овладел сон – беспокойный и неотступный.
Проснулась она в шесть утра. Терри Хардести опять включил магнитофон на полную громкость. Что за невозможный, эгоистичный человек! – с отчаянием подумала Келли. Что он задумал? Неужели наказывать ее все оставшееся лето? Какие еще муки ей придется претерпеть? Терри начинал ее пугать.
Кто-то заколотил в ее дверь, не смущаясь ранним часом. Голова Келли была налита свинцом, в ушах гудело; ей казалось, что все вокруг сошли с ума.
К собственному раздражению, она узнала настойчивый стук Зейна.
– Немедленно впустите меня, Келли, – потребовал он громовым голосом, – или я вышибу дверь. Вам грозит беда.
Она услышала, как в утреннем воздухе разнесся высокомерный голос Терри Хардести:
– Немедленно прекратите орать! Я пожалуюсь, что вы оба нарушаете общественное спокойствие. Эти отвратительные коты бродят по моему газону, ловят птиц у моей кормушки. Я этого так не оставлю! Возьму и всех их отравлю! Накормлю их досыта мышьяком! Так и знайте!
– Хардести, – пророкотал голос Зейна, – если вы не оставите эту женщину – и этих котов – в покое, я лично скормлю вам пятнадцать фунтов использованной кошачьей подстилки! Келли, откройте же, черт побери! Вы здесь? С вами ничего не случилось?
Удары сотрясали дверь. Келли вскочила и поспешила в переднюю, потеряв всякую надежду выспаться.
– Не смейте мне угрожать! – вопил Терри Хардести. – Вы уже нанесли мне оскорбление, я подам на вас в суд! Вы – маньяк! Прекратите ломиться в дверь! Это переходит все границы!
Зейн еще сильнее замолотил кулаком. Келли распахнула дверь. В глазах Зейна светилась дикая решимость; он мрачно усмехался.
– С вами все в порядке?
– Нет, – фыркнула Келли, – не все. Терри запустил музыку с самого рассвета; двое помешанных мужчин обмениваются угрозами во всю глотку. Вы едва не сломали мне дверь. Терри прав – вы маньяк. Что случилось? Что вам нужно?
– Отправить вас в Кливленд.
– Что? – изумилась она. – Нет. Мне еще многое предстоит – продать этот дом, например.
Его рот сжался в упрямую складку; дыхание тяжело рвалось сквозь губы.
– Нет, вы уедете. Я покупаю этот дом. Не могу упустить такой случай – это доставит мне удовольствие. А вам придется уехать, Келли. Вы вляпались в слишком большие неприятности. Укладывайте вещи.
Он выглядел таким рассвирепевшим, что Келли невольно отступила назад.
– Нет, – упрямо заявила она. – Вы не имеете права приказывать мне. Я не стану укладываться.
– Нет, станете. – Его голос испугал Келли, а от улыбки по спине пробежал холодок. – Вы прямо сейчас уложите вещи, а я вам помогу. Вы немедленно уедете отсюда, не теряя ни минуты.
