— Господи, Дэнчик! Да ты меня сейчас уронишь, — попыталась отогнать его хозяйка.
Но пес все же продрался именно между ногами и радостно кинулся Леле на грудь, мгновенно облизав ей все лицо мокрющим языком.
— Ах ты, проказник! — ухватила его за ошейник хозяйка и с трудом оттащила от Лели. — Вы уж извините, он еще щенок.
— Ничего, ничего, — засмеялась та. — Моя фамилия Калашникова. Я привезла Петру Андреевичу документы…
— Да, да, он мне говорил. Проходите, пожалуйста. Я его мама, Елена Ивановна.
Женщины прошли на тенистую в этот час веранду, и Елена Ивановна указала на старинные плетеные кресла:
— Садитесь, деточка. Как ваше имя?
О, эта вечная проблема!
— Меня зовут Пульхерия Егоровна, но можно Леля.
— Вот и отлично, Лелечка! Сейчас я накормлю вас клубникой, а потом будем обедать.
— Нет, обедать мы не будем, — прозвучал с порога суровый голос.
Леля вздрогнула, вскочила с кресла и выронила портфельчик, с досадой ощущая, как заливает щеки горячий румянец.
В дверном проеме стоял Буданов в синих джинсах и небесно-голубой джинсовой рубахе с закатанными рукавами. Ворот был низко расстегнут, и на крепкой смуглой груди густо курчавилась темная поросль.
И до того он был хорош, этот богатый, самоуверенный, недосягаемый мужчина, что она вдруг остро почувствовала все свое нынешнее убожество, и тщетность усилий, и главное, унизительность этой его отвратительной фразы.
— Да ты что, Петушок? — изумилась Елена Ивановна. — Разве так можно?
Буданов резко повернулся к матери, испепеляя ее горящим взглядом, но та только укоризненно покачала головой. Зато эта мокрая курица Пульхерия даже не подумала скрыть свою дурацкую усмешку.
— Сейчас я посмотрю бумаги, и вы уже сегодня внесете все мои поправки и замечания, — холодно процедил Буданов и указал перстом на лежащий у Лелиных ног портфельчик. — И если я требую документы, их следует привозить утром, а не к обеду.
Леля открыла было рот, чтобы сообщить о вышедшей из строя машине, но промолчала.
Часа полтора, пока Буданов работал с бумагами, Елена Ивановна пыталась развлечь свою гостью. Но обе чувствовали себя неловко, и разговора не получалось.
Наконец появился хмурый шеф. Леля торопливо уложила бумаги в портфельчик и откланялась.
Стоял тот самый знойный послеобеденный час, когда жизнь словно замирает. Леля брела по пустым сонным улочкам, погруженная в свои невеселые мысли, и, видимо, не туда повернула. Казалось, она ходит по кругу, вдоль все тех же одинаковых зеленых заборов, и не у кого было спросить дорогу к станции.
Наконец впереди замаячила мужская фигура, и Леля невольно прибавила шаг, словно боясь, что та исчезнет, как мираж.
Фигура оказалась помятым парнем, который на вопрос «Как пройти на электричку?» воровато огляделся по сторонам и вдруг цепко схватил ее портфельчик.
Леля ахнула и рванула к себе свою ношу, но парень не отступал и не церемонился. Леля дралась как лев: в портфельчике были ключи от квартиры, билет на электричку и невесть какие деньги, но, главное, там лежали важные документы, и их она готова была отстаивать ценой собственной жизни.
Однако силы оказались неравны, и вскоре мерзавец скрылся за ближайшим поворотом, прижимая к груди добычу, а Леля, вывалянная в грязи, осталась сидеть посреди дороги с разбитым в кровь носом и в блузке без единой пуговицы.
Куда она могла пойти в таком виде? Только назад к шефу…
Обратную дорогу Леля нашла на удивление быстро, позвонила и обречено замерла в ожидании своей участи.
Калитку открыл сам Буданов и остолбенел при виде своей хоть и нелепой, но всегда очень опрятной секретарши.
Леля стояла с окровавленным лицом, судорожно сжимая у горла разорванную блузку, и смотрела на него огромными полными слез глазами. Гребенка съехала за ухо, а очки на шнурке болтались за спиной.
— Вы попали в аварию?! — обрел наконец дар речи Буданов. — Что с водителем?!
— Я приехала на электричке, — зарыдала Леля. — У меня украли портфель с бумагами…
— Да вы что, совсем ничего не соображаете?! — возвысил голос Буданов. — Вы отдаете себе отчет?.. Да я вас уволю!..
— Господи, Петя! Да как же тебе не совестно?! — Елена Ивановна решительно отстранила сына и обняла дрожащую Лелю. — Пойдем, деточка, пойдем. Сейчас умоемся, переоденемся, и все будет хорошо.
Баня была топлена накануне вечером и уже успела немного подостыть, но в такую жару это оказалось даже неплохо.
— Все, что нужно, найдешь в моечной. Вот, возьми… — Елена Ивановна протянула Леле большое полосатое полотенце. — И давай сюда свою одежду, а я тебе что-нибудь подберу подходящее.
Леля скинула остатки блузки, стянула юбку, и Елена Ивановна подивилась, какой изумительной красоты белье скрывалось под убогим нарядом. Уж она-то знала, сколько стоят эти нежнейшие невесомые кружева цвета слоновой кости.
Больше в этот день Леля не видела Буданова. Зато Елена Ивановна не оставляла ее ни на минуту. Они все же пообедали на веранде под ворчание домработницы Клавы, что, мол, третий раз греет, то одному подает, то другому, целый день у плиты крутится, как пришитая.
— Да ладно тебе, Клаша, не сердись! — смеялась Елена Ивановна. — Зато ужинать сегодня не будем, только чаю попьем. Ты ватрушку с малиной испечь грозилась…
— Да уж Петр-то Андреевич от этой ватрушки одни воспоминания оставил.
— Да ты что же, Клаша, неужели ничего не сберегла?!
— Спрятала четвертушку. Да как бы не нашел…
— Смотри, головой отвечаешь!
Потом они долго гуляли с собакой, ходили на озеро, сидели на лавочке у самого берега, подальше от шумного пляжа, тихо переговаривались под умиротворяющий плеск воды. И так хорошо было Леле рядом с этой женщиной, так тепло, так спокойно, будто с мамой…
Вечером, когда она уже лежала в маленькой ситцевой комнатке на втором этаже, Елена Ивановна поднялась к ней со стаканом теплого молока с медом.
— На вот, выпей, детка. Спать будешь как младенец, — сказала она и ласково погладила Лелю по руке.
И Леля вдруг заплакала, горько, как ребенок.
— Ну-ну, детка, — испугалась Елена Ивановна, — ты просто устала сегодня, перенервничала. Пережить такой стресс!..
Она достала платочек, высморкала ей нос, как маленькой девочке, и поцеловала в мокрую от слез щеку.
— Вы ничего, ничего не знаете, — неожиданно для себя прошептала Леля срывающимся голосом и все рассказала, все, без утайки, с той самой первой минуты, когда вслед за Люськой переступила порог кабинета Буданова и увидела его, поднявшегося им навстречу.
