— Гостям в Тарахаре всегда рады, с ними обращаются с неизменным уважением. И все же лучше не путешествовать в одиночку.
— Я так и поняла. — Кэсси бросила на него сердитый взгляд. Гнев, как она обнаружила, куда лучше страха. Как смел он винить ее за то, что произошло? Она невинная жертва! — Предупреждение для туристов не помешало бы, — протянула она, источая сарказм. — Может, что-нибудь в духе «Здесь можно похищать людей»?
Его глаза сузились, но она не могла прочитать выражение его лица.
Наконец он кивнул:
— Вы правы. Необходимо принять меры.
Кэсси хотелось бы знать, какие меры он имел в виду. Несмотря на его неподвижность и расслабленную позу, было ясно, что в нем кипят эмоции.
Наконец она задала вопрос, который давно вертелся у нее на языке:
— Вы сказали, Мустафа правит этими горами. Разве мы больше не в Тарахаре?
— Нет. Мы уже не в моей стране, а в соседнем государстве Бутран. Это племенные территории Мустафы, которыми он правит железной рукой.
Сердце Кэсси упало. Она уже испытала на себе железную руку. Но еще оставалась надежда, что она находится в Тарахаре, где может получить помощь. Где шейх Амир имеет власть. Бутран же был государством, в котором царило беззаконие. Безнадежность угрожала накрыть ее с головой, но Кэсси старалась ей не поддаться. Нельзя пускать все на самотек. Ей нужно найти выход.
Кэсси заставила себя взять еще один кусочек. Ей нужны были силы для побега.
Амир наблюдал за тем, как она жадно поглощала апельсин. Ее темперамент, остроумие и женственность заинтриговали его. Он еще никогда не был так заинтересован в женщине. Теперь ее губы блестели от фруктового сока, розовый язычок то и дело облизывал стекавшую влагу с пальцев. Амир внезапно осознал, что ее чувственность была не приобретенной, а природной. И все же одного сексуального магнетизма было недостаточно, чтобы заинтриговать его. Он знал женщин, у него был большой опыт, но все же редко когда им удавалось добиться его внимания.
Когда она потянулась через стол, плащ соскользнул с одного плеча, обнажив гладкую бледную кожу ее ключицы, глубокую ложбинку между полными грудями. Темно-синий шелк ее лифа почти не скрывал роскошное тело. Он вспомнил, как она выглядела в прозрачном наряде танцовщицы. Изящные изгибы, тонкая талия, подчеркнутая, как он думал, декоративной цепочкой.
Амир отвел взгляд. Ему следует сосредоточиться!
— Почему вы проезжали через эту местность? — У границы впечатляющих красот не наблюдалось.
— Меня приняли по программе волонтеров — пару месяцев учить английскому взрослых.
— Вы учительница? — Он попытался не показывать свое удивление. Очевидно, в таких одеяниях она обычно не ходила. И все же ему было трудно представить ее у классной доски.
— Дома, в Австралии, я совсем другим занималась, но им нужны были волонтеры, и мне показалось, я смогу принести… пользу.
Какая занятная женщина. Легко было представить ее в оживленном большом городе — столько было в ней независимости и энергии. Преподавать в провинциальной школе — явно не ее предназначение.
— Как вы сюда попали?
Она стиснула в руке ткань плаща, сжав зубы.
— Автобус встал в предгорьях недалеко от границы. Что-то сломалось, починить было невозможно. Пассажиры пошли пешком по домам. Остались только мы с водителем, а потом… — она пожала плечами, безуспешно стараясь принять невозмутимый вид, — мы услышали звук, напоминавший гром.
На ее лицо нашла тень, очень похожая на страх.
Амир инстинктивно протянул к ней руку, но тут же выпрямился, когда она отшатнулась. К такому отклику он не привык.
— С гор галопом спустились всадники на конях. Они схватили меня. — Голос Кэсси звучал приглушенно. — В пыли и суматохе я потеряла из виду водителя. Он был добр ко мне. Я надеюсь… с ним ничего не случилось.
— Вам не стоит волноваться. До меня дошел доклад о случившемся. Водитель сейчас в больнице, у него сотрясение мозга. — Амира охватила злость. Мустафа распорядился похитить иностранку у самых границ Тарахара за день до официального визита… Редкая наглость. Прямой вызов.
И все же гордыня Мустафы не имела значения. Что имело значение — так это то, что он сделал этой замечательной женщине. Испуганная, в грубых руках бандитов, она все равно не сдавалась, даже когда стало ясно, что она полностью зависит от его доброй воли. Не ее ли мужество и уязвимость ранили его в сердце? Понятно было, что он жалел ее. И все же когда в последний раз он по-настоящему о ком-нибудь заботился? Ему всегда было безразлично все, кроме работы и удовольствий.
Амир был человеком самодостаточным и этим гордился. Он никогда не знал любви, даже ребенком. Даже узы дружбы не связали его в свое время с другими мальчиками, которые, подобно ему, шли по пути воина под бдительным оком его строгого дяди.
С привычной легкостью Амир обратился мыслями к делам более насущным. Этим вечером он играл роль любезного гостя, позволив Мустафе наслаждаться невиданной честью — принимать в своем доме человека такого влиятельного, что ему даже не снилось. Завтра хозяин познает степень недовольства дражайшего гостя. Пусть Мустафа и живет в стране, где закон не имеет никакой силы, но скоро ему предстоит понять, что шейх Тарахара — не какой-нибудь простак. Прежде Амир был недоволен тем, что переговоры затянулись, но теперь он предвкушал скорую месть.
— Водитель и вправду жив?
Кэсси выглядела встревоженной, и Амир в душе восхитился ее великодушием. Несмотря на свое собственное положение, она беспокоилась за других.
— С ним все будет хорошо. Его ударили по голове, отчего он лишился чувств и, видимо, поэтому не поднял тревогу.
Амира так и подмываю что-нибудь предпринять, а не просто сидеть с ней рядом и мирно беседовать. Он уже был готов подняться, как разглядел выражение ее лица.
Она делала вид, что ей все нипочем, и все же ее спина была слишком прямой. Вместо того чтобы упасть на мягкие подушки, она сидела вытянувшись в струнку, словно готовилась к внезапной атаке. Очевидно, она ему не доверяла. Да и как она могла?
Амир откинулся на подушки:
— Вы были с людьми Мустафы с момента похищения?
Она медленно кивнула, но он не мог не отметить, что она не стала распространяться. Он уже знал — она не боится высказать собственное мнение.
Что же они с ней сделали?
Кэсси смотрела, как Амир наливает ей сока в чеканный кубок, который, казалось, еще крестоносцы вывезли из Иерусалима. Кто знает, может, так оно и было.
— Спасибо. — Она потянулась за кубком, стараясь не дотронуться до гладкой кожи Амира цвета темного меда. Она помнила тепло его руки, чувства, которые вызвало его прикосновение, и знала, что лучше не рисковать.
