— Завтра есть рейс в Париж в пять часов дня, — сказал Филип. — Я забронирую три места.
— Почему такая спешка? — спросила Николь жалобно.
— Потому что мне нужно вернуться на работу. У меня запланирована встреча.
— Прошу прощения за то, что я этого не сознавала, — сказала она преувеличенно вежливо. — Я не должна была рассчитывать на то, что вы станете терять свое драгоценное время на всякие малозначительные личные дела.
Филип невозмутимо посмотрел на нее.
— Я заеду за вами в три тридцать. Будьте готовы.
Не дожидаясь ответа, он вышел.
Николь умудрилась упаковать их с Робби вещи и быть вовремя готовой к такому скоропалительному отъезду в основном из-за того, что не спала почти всю ночь.
Ее страшно разозлило, что, когда Филип на следующий день заехал за ними, он выглядел отдохнувшим и холеным, как и накануне вечером, хотя одет был чуть скромнее. В этот день на нем был синий кашемировый пиджак поверх белой шелковой сорочки и отлично отутюженные серые брюки.
Она должна была признать, что совсем неплохо, когда мужчина берет на себя все заботы, связанные с путешествием. Филипу удалось нанять носильщика в аэропорту. В то время как другие пассажиры безуспешно и шумно требовали посадочные талоны, Филип уже держал их в руках. Летели они, разумеется, первым классом. Все у этих Галантуа должно быть только самым лучшим, неприязненно подумала Николь.
Робби слегка испугался столпотворения в аэропорту. Он вцепился в руку Николь и не обращал внимания на Филипа. Но как только они сели в самолет, от его страхов не осталось и следа. Его интересовало все, особенно наушники, висевшие на подлокотнике его кресла.
Пока Николь снимала с Робби курточку, возле них остановилась очень хорошенькая стюардесса. На карточке, прикрепленной к ее форменному жакету, значилось ее имя — Глория.
— Могу я предложить вам и мальчику какие-нибудь напитки после того, как самолет наберет высоту, миссис Галантуа?
Стюардесса, очевидно, решила, что Николь — жена Филипа, поскольку он, она и ребенок сели в самолет вместе. Не много же времени ей понадобилось, чтобы выяснить его имя, насмешливо подумала Николь.
— Совсем она не миссис Галантуа, она моя тетя Ники. А он говорит, что он мой дядя, — Робби показал пальчиком на Филипа. — Но я и тетя Ники не…
Николь мягко прервала его:
— Сядь у окна, Робби. Посмотри, как взлетают самолеты.
Выражение лица Филипа было безучастным. Когда стюардесса отошла, он обратился к Николь:
— Вы только создаете дополнительные трудности для Робера, демонстрируя ему свою антипатию ко мне. Мне казалось, что мы пришли к соглашению.
— Можно подумать, что у меня был выбор!
— Коль скоро вы понимаете, что выбора не было, почему не сделать как лучше? Если вы будете продолжать конфронтацию со мной, от этого прежде всего пострадает Робер.
Николь мучилась оттого, что постоянно должна ему уступать, но в его словах была, к сожалению, истина. Ей следовало бы убедить Робби в том, что ей нравится Филип, или, по крайней мере, стараться лучше скрывать свои чувства. Как ей придется притворяться!
Когда самолет взлетел, Николь откинула голову и вздохнула.
— Вы выглядите утомленной, — заметил Филип.
— Какое тонкое наблюдение, — насмешливо ответила она. — Люди неделями готовятся к поездке в Европу, а у меня было меньше суток.
— Почему бы нам не поменяться местами, чтобы вы могли подремать?
Филип сидел через проход от них, и соседнее с ним кресло было не занято.
Прежде чем Николь успела ответить, Робби запротестовал:
— Нет! Я хочу, чтобы она сидела здесь, рядом со мной.
Как она была ему благодарна! Привязанность к ней Робби должна доказать Филипу, что он не сможет ее заменить. Но с другой стороны, какая польза в том, чтобы отчуждение ребенка все усиливалось?
— У тебя много игрушек, — сказала она мальчику. — А я буду близко, там, где ты сможешь меня видеть.
Филип мрачно наблюдал за тем, как она слегка откинула спинку своего кресла и закрыла глаза.
— Вы можете откинуть спинку кресла намного дальше, — сказал он.
Открыв глаза, Николь увидела, что Филип стоит, наклонившись над ней.
— Я не собираюсь спать. Хочу только немного отдохнуть.
— Можно устроиться поудобнее и во время отдыха.
Он крутил регуляторы спинки до тех пор, пока кресло Николь не приняло почти горизонтальное положение.
Филип протянул руку к верхней полке и достал оттуда подушку и плед. Он передал ей подушку и укрыл ее пледом, сделав это с неожиданной нежностью.
— Уютно, как в постели.
Николь с удовольствием вытянулась.
Его лицо ничего не выражало, но ее комментарий вызвал эротическое видение. Он представил ее рядом с собой в постели, расслабившуюся и очаровательно растрепанную…
Филип резко выпрямился.
— Отдыхайте, — сухо сказал он.
Николь уже давно мечтала о том, чтобы быть предоставленной самой себе и иметь хотя бы несколько минут покоя. Она уснула в тот же миг, как опустились ее веки.
Робби не обращал внимания на Филипа, когда они остались вдвоем, а Филип не знал, как найти подход к капризному маленькому мальчику. Он невероятно расстроился — совершенно несвойственное ему состояние, — но тут ему на выручку пришла Глория; она принесла Робби пакет пластиковых кубиков. Настроение малыша тут же изменилось, и он начал возводить башню на опущенном перед его креслом столике.
— Вы просто спасительница, — благодарно сказал Филип стюардессе.
Глория улыбнулась.
— Я всего лишь выполняю свои обязанности. Хотите чего-нибудь выпить?
— Пожалуй, чашечку кофе. Я пройду с вами.
Николь вскоре проснулась и с негодованием увидела, что Робби играет, предоставленный самому себе, а Филип и Глория мило болтают возле служебного помещения. Хорошенькая стюардесса явно была польщена вниманием красивого преуспевающего мужчины.
Как только Филип заметил, что Николь проснулась, он тут же подошел к ней.
— Чувствуете себя лучше? — спросил он с улыбкой.
— Нет, после того, как увидела, что Робби сидит здесь один, — зло сказала она.
— Он не был один. Я оставил его всего на несколько минут, чтобы взять чашечку кофе. Глория и я старались все время развлекать его.
— Мне нравится она, — сказал Робби, сделав ударение на местоимении.
Лицо Филипа предвещало бурю, когда он обратился к Николь:
— Могу я поговорить с вами с глазу на глаз?
Николь нехотя встала и пошла за ним по проходу. Убедившись, что Робби ничего не услышит, Филип мрачно произнес:
