Через пару мгновений стенка с аквариумами бесшумно отъехала в сторону, и перед Моникой предстал удивительный персонаж.
Это был мужчина лет сорока с обветренным худощавым лицом. Мужественности этому лицу придавал кривой шрам над верхней губой, однако еще выше, над массивным крючковатым носом сияли абсолютно детские голубые глаза, исполненные в данный момент глубокой печали. Роста мужчина был не просто высокого, а очень высокого, из коротких рукавов клетчатой рубахи трогательно торчали изящные запястья пианиста, а пальцы были белыми и очень ЧИСТЫМИ на вид. Так бывает, когда человек много времени проводит, держа руки в воде.
Голубые глаза с кротким возмущением уставились на девушку в зеленом, а потом – с усталым и терпеливым отвращением – на Монику. Голос же оказался приятным, певучим, и в нем явственно слышались особые журчащие нотки, свойственные лишь одному народу на земле – ирландцам. К тому же мужчина не выговаривал букву «р».
– Что такое, Пъисцилла? Неужели так тъюдно запомнить, что меня нельзя отвлекать во въемя нееста?
Ангел в зеленом немедленно превратился в ехидного бесенка.
– О, прости, прости, Ал, но – мне страшно неудобно отвлекать тебя такими мелочами! – у нас, видишь ли, посетительница. И она вполне может стать покупательницей – если ты соблаговолишь на пару минут оторваться от своих…
– Ни слова! Я знаю, что ты их тейпеть не можешь. Я вас слушаю, только быстъее.
Моника окончательно оробела и затосковала. Когда ей предлагали говорить побыстрее, все слова начисто вылетали у нее из головы. Это при условии, что до этого она вообще знала, что сказать, а сейчас был явно не тот случай.
– Я, понимаете, подумала, что надо обратиться к специалисту… ну то есть, если хочешь, чтобы все получилось… у меня никогда не было опыта общения с таким большим… то есть, и с маленькими-то не часто, а уж с этой громадиной… наверное, тут есть своя специфика… возможно, приспособления…
Александер загрустил, и взгляд его исполнился истинно кельтской меланхолии.
– Мисс, а вы увеены, что вам нужно сюда, а не в секс-шоп?
Моника вспыхнула – и разозлилась.
– Ценю ваш юмор, но дело в следующем. У меня дома рыба. Большая. Карп. Я держу его в ванне, но не думаю, что это для него лучшее место. Чем его кормят? Какая вода ему подходит лучше? Не тесно ли ему будет в аквариуме? Впрочем, если у вас здесь в основном декоративные рыбешки, вы, наверное…
В голубых очах зажегся непонятный огонек, и дылда Александер вдруг молча отступил на шаг, пропуская Монику в потайную дверь. Девушка в зеленом тихонько фыркнула и удалилась восвояси. Моника с некоторой опаской прошла в служебное помещение… и замерла от восхищения.
Здесь сразу стало понятно, что магазинные аквариумы – лишь витрина. Настоящие сокровища таились здесь, и царем над ними был долговязый Александер.
Все четыре стены представляли собой громадные аквариумы. Здесь не было никаких пошлых замков и галеонов – только природные материалы. Розовые, алые и белые кораллы, пушистые актинии, тысячи водорослей разного вида – от широколистных до похожих на зеленоватые русалочьи волосы. Песок золотистый, песок белый, песок алый, как кровь, песок голубоватый; крупная галька, мельчайшие раковинки, ковром покрывающие дно, валуны, обросшие мягким зеленым пухом.
Обломок античной амфоры. Утопленная в песок колонна древнего храма. Истлевшая доска с еле различимой вытравленной надписью «Santa Espera…» И как-то сразу было понятно, что это не пластик, не подделка, все настоящее и, скорее всего, самим же Александером и привезенное из дальних путешествий…
И рыбки здесь были совсем другие. Яркие тропические цветы с плавниками – так вернее. Моника не узнала ни одной разновидности, да это было и не нужно. Обязательно ли знать, какого сорта были яблоки на Древе Добра и Зла в Эдеме?
Над ее плечом раздался журчащий голос, и в нем явственно звучали нотки раскаяния.
– Я пъинял вас за обычную идиотку из тех, кто содейжит гуппи и неонов в одном акваиуме, а вершиной оигинальности считает язведение декоятивных стейлядей. Как он к вам попал?
– Кто? Ах, Джозеф… То есть карп… В общем-то, случайно. Его уронили на пол в автобусе, а я машинально подобрала.
– Вот сволочи!
– Вот именно! Только я не знаю, что с ним делать теперь.
– Пъежде всего скажите, он сильно постъядал?
– На вид – не очень. У него ободрана чешуя на боку.
– Плохо! Нельзя выпускать. Без нее он все явно, что голый человек посъеди Чикаго. Нужно ждать, когда отъястет. Ёбъя щупали?
– Что, простите… Ах, ребра! Н-нет, я решила побыстрее выпустить его в воду.
– Отстаивали?
– Кого?
– Воду!
– Ох, нет… Все так быстро случилось. Нужно отстаивать?
– Лучше бы, но яз он в ванне… В пъинципе, они неплохо живут и в водопъяводной воде, только нужно фильтъёвать. Купите… сейчас я вам напишу. И компъессой.
– Понятно. А что это?
– Качает воздух.
– А! Ясно. Скажите, а что они едят?
– Чейвяков. Личинки. Вообще-то они хищники, можно и мелкую ебешку, типа плотвы.
– А чейвя… червяки у вас продаются?
– Мотыля купите у нас, а побалуете его настоящими, земляными. Накопаете в пайке… или где вы живете?
– В пригороде. У меня есть садик.
– Отлично! Думаю, он попъявится чеез паю недель. Тогда можно будет выпускать, язумеется, подальше от гояда. Тепей пъястите – меня ждут молодые матеи. И отцы. Да, и еще яз – извините. Я едко общаюсь с людьми.
– Да уж…
– То есть чаще я нахожусь в ИХ обществе.
И Александер благоговейно повел рукой вокруг себя, а Моника подумала, что очень хорошо его понимает. Посреди этой безмолвной красоты даже она чувствовала себя спокойной и умиротворенной.
Через пятнадцать минут она покинула волшебный магазин, прижимая к груди пакеты с фильтром, мотылем, лекарствами для поврежденной чешуи, витаминами и блестящими мормышками – «чтобы Джозефу было не скучно, пока вы на яботе!» В голове у нее немножко гудело, и только на пороге родного офиса она вспомнила, что так и не узнала толком про компрессор. Придется все же залезть в аквариум Хьюго. Благо, раньше одиннадцати он на работе не появится…
Виной всему был старик Макинтайр. Хьюго терпеть его не мог, если честно. Прежде всего потому, что Макинтайр был ровесником и старым другом покойного прадеда. Как говорится, скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, куда от него лучше спрятаться.
Макинтайр помнил не только юношеские прыщи Хьюго, но даже и совсем уж унизительные подробности его взросления, типа езды по коридору особняка Бэгшо на горшке и дальнейшего падения с оного. Наконец, Макинтайр в свои девяносто шесть обладал живостью ума шестнадцатилетнего, и потому никаких иллюзий относительно способностей Хьюго не питал. Любил по-отечески – это да, это пожалуй, но иллюзии – пфэ!!!
