— Да не в них дело. И не надо никому надирать задницу, ясно? Этого ещё не хватало, — сдавленно проговорила Джинни, шмыгая носом.
— Тогда что же?
Джинни выдержала несколько секунд паузы, и затем нехотя ответила:
— Маркус.
Джорджия облегченно выдохнула, и затем заново напряглась, предвкушая непростой разговор.
— Я всё ещё люблю его, — чуть слышно продолжила Джинни. — Но он обижен на меня. За то, что я его бросила и исчезла с радаров. И теперь он нашёл себе утешение в виде этой курицы Саманты, которая, кажется, ничего в этой жизни не умеет, кроме как подлизываться и злорадствовать! — Джинни сорвалась на крик, стукнув кулаком об пол.
Джорджия нахмурилась, будто пыталась что-то вспомнить.
— Погоди, ты про эту настырную безвкусную прошмандовку? Я недавно поцапалась с её мамашей в супермаркете. До сих пор перед глазами эта её отвратительная ярко-салатовая сумочка с огромными ремешками, бр-р-р!
Джорджию передёрнуло, и Джинни в любой другой ситуации это бы рассмешило, но не сейчас.
— Ты знаешь её? Ты видела, как она приходит к Бейкерам? — Джинни подняла голову на маму, глядя на неё испытывающим взглядом.
— Если честно, ни разу не видела. Я ведь не стала бы тебе врать о таком, — серьёзным тоном ответила Джорджия.
— Да кто тебя знает, — мрачно буркнула Джинни, поднимаясь с пола. — Ладно, это неважно. Я хочу сегодня вечером уехать обратно к папе. Я не могу учиться в этой школе, и мне похер, если больше меня никуда не возьмут. Я готова остаться без диплома и без колледжа, ясно? Буду работать в книжном магазине до конца своих дней. Пойду собирать вещи.
Джинни уже направилась к лестнице, но Джорджия быстро подскочила к ней, мягко схватив за локоть:
— Эй, персик, — Джинни обернулась, закатывая глаза. Она знала этот тон — это был голос манипуляции. — Прошу тебя не принимать сейчас резких решений. Ты расстроена, на тебя навалилось много всего, к чему ты не была готова. Давай договоримся так: ты сегодня уже в школу не вернёшься, если будет нужно, посидишь дома и завтра. Но сегодня ты переночуешь здесь, всё переваришь и завтра примешь решение уже на свежую голову. Идёт?
Джинни тяжело вздохнула, уставившись в пол.
— Хорошо, останусь на ночь. Но завтра утром валю на все четыре стороны, такой расклад тебя устраивает? — угрюмо предложила Джинни.
— Я просто хочу немного побыть с тобой, мой персик, — жалобно взмолилась Джорджия. — Мне так сильно не хватало вас с Остином все эти месяцы, и раз уж мне не суждено в ближайшее время увидеть своего малыша, сейчас я всей душой желаю только одного: чтобы моя дочь не оставляла меня вновь. Хотя бы на один день.
Душа Джинни сейчас пребывала в настолько нежном состоянии, что в какой-то момент выстроенная между ней и матерью стена дала опасно глубокую трещину, рискуя и вовсе расколоться. Она не могла отрицать, что тоже соскучилась по маме, ведь, как ни крути, их связь была слишком сильна, ведь почти всю жизнь у них не было никого, кроме друг друга. И Джинни нравилось это. До тех пор, пока мама не находила нового ухажёра и проблем, связанных с ним.
— Хорошо, — вяло согласилась Джинни. — Я бы не отказалась от горячего чая и чего-то сладкого, — неуверенно добавила она.
Джорджия быстро захлопала в ладоши от радости. Она была так счастлива услышать, что её малышка проголодалась и не пошла на поиски пищи в первую попавшуюся закусочную, лишь бы не контактировать лишний раз с матерью.
— Пойдём, хорошо, что я купила вчера смесь для блинчиков с шоколадной крошкой, я как чувствовала, что тебе нужно будет положительное подкрепление!
— Мам, это из дрессировки, положительное подкрепление для животных, чтобы они лучше выполняли команды, — объяснила Джинни с надменной полуулыбкой.
— Да неважно, — весело пожала плечами Джорджия. — Расскажи мне лучше про Бостон. Мне не терпится, наконец, всё узнать.
Незаметно для них обеих, Джинни и Джорджия скоротали полдня за разговорами, делясь бесконечными новостями, которыми было просто невозможно поделиться за один день. В какой-то момент Джинни уже и позабыла о том, что запланировала уехать завтра утром. Сейчас она чувствовала себя уютно рядом с мамой в родном доме, но как только она поймала себя на этой мысли, то сразу же вспомнила причину, по которой ей просто необходимо уехать обратно. Сославшись на усталость и длинный, морально тяжёлый день, Джинни поблагодарила маму за завтрак, импровизированный обед, перетекающий в ужин, и отправилась к себе в комнату.
Вечерние сумерки уже опустились на Уэллсберри, и слабые очертания комнаты вновь приобрели свою чёткость, когда Джинни включила ночник.
— Как в старые добрые времена, — произнесла она в пустоту, окидывая взглядом до боли знакомое временное жилище.
Она достала из рюкзака жёлтую пижаму, пошитую в стиле спортивного костюма, и когда переоделась в неё, застыла в нерешительности перед зашторенным окном. Медленным шагом она подошла к нему, дрожащей рукой касаясь края штор. Её разбирали любопытство, желание и страх, если вдруг она увидит то, что её ранит, ведь это уже не школа, а спальня — идеальное место для уединения. Взвесив все «за» и «против», она всё-таки решилась, и медленно отодвинула край шторы, выглядывая в образовавшуюся щёлочку. Свет в комнате Маркуса горел, но, к счастью, ни его, ни кого-то другого там не оказалось. Джинни попыталась сфокусировать взгляд на том, появилось ли там что-то новое, но ничего не было видно. «Сейчас время ужина, наверняка они с Самантой внизу, за столом со всей семьёй» — мучила себя Джинни болезненными догадками, и затем направилась к кровати, плюхаясь на неё спиной.
Уставившись в потолок, она погрузилась в безрадостные мысли, которые снова возвращали её к утреннему походу в школу, где ей довелось испытать самый широкий и неприятный спектр эмоций. Это было огромной ошибкой. Но Саманта и Маркус?! Господи, да как такое возможно! Что он мог найти в этой глупой не блещущей красотой идиотке?
Джинни уже потеряла счёт времени, было сложно сказать, как долго она лежала, глядя в потолок. Полчаса? Час? А мысленный поток всё не кончался. И тут она пришла к мысли, что хорошо, что её родители в разводе. Хорошо, что у неё есть папа, который живет не здесь, а в прекрасном Бостоне. Но, с другой стороны, будь они с мамой вместе, они бы никогда не оказались в Уэллсберри. И она никогда бы не повстречала Маркуса Бейкера и, возможно, никогда бы не узнала, что такое настоящая любовь.
Вдруг за окном послышался какой-то шум. Спустя пару мгновений створка окна поднялась, шторы обдало потоком воздуха, отчего они разлетелись в разные стороны.
Джинни резко выпрямилась, садясь на кровати по-турецки. Её сердце грозилось выпрыгнуть из груди. Спрыгнув с подоконника, Маркус Бейкер собственной персоной стоял сейчас посреди её комнаты и смотрел на неё. В его взгляде больше не читались те напряжение и холод, которые так ощутимо исходили от него в школе, что Джинни хотелось укутаться и спрятаться подальше. Его глаза были наполнены печалью, взгляд был открытым, душа нараспашку. Он тяжело дышал, то ли оттого, что запыхался, то ли от волнения. Минуты шли, а они так и не проронили ни слова. Почему им теперь стало так тяжело начать разговор?
— Мне… нужно кое-что знать, — наконец произнёс он, стараясь сохранять интонацию ровной.
— Что? — обессилено спросила Джинни.
— Ты думала обо мне? Вспоминала хотя бы иногда? — его голос начал его подводить, уровень волнения стало сложнее контролировать, поэтому руки непроизвольно сжались в кулаки.
Джинни медленно кивнула, грустно улыбаясь.
— Каждый день, — нехотя призналась она, слыша свой голос будто со стороны. — И даже ночью, в моих снах.
Маркус медленно сделал шаг вперёд, опускаясь на край кровати. Он выглядел удивлённым и растерянным. Что-то явно не сходилось, либо у него было слишком мало информации. Джинни казалась такой уязвимой и подавленной, вряд ли она бы стала разыгрывать спектакль, чтобы поиздеваться над его чувствами, которые практически довели его до ручки несколько месяцев назад.
