Ульяна заканчивает спич, и на мгновение за столом воцаряется молчание.
— По сравнению с тобой, Уль, ФСБшники нервно отдыхают в сторонке, — говорит Сережа, и мы дружно прыскаем от смеха.
— Ой, да что тут такого? Мне хватило десяти минут, чтобы это все посмотреть.
Наш смех прерывает звонок Сережиного телефона.
— О, Никита, — комментирует, поднимая трубку. — Алло.
Мне становится обидно, что Ник до сих пор не ответил на мое сообщение и звонит не мне, а Сергею. Я снова открываю диалог со Свиридовым и вижу, что он даже не прочитал мое сообщение.
— Как это произошло? — могильным голосом задает вопрос Серый, и я тут же вскидываю на друга испуганный взгляд.
За столом все притаились и наблюдают за резко изменившимся в лице Сережей.
— Понял, передам.
Сергей кладет трубку и смотрит на нас шокированно.
— Сереж, что случилось? — с нотками паники спрашивает Лиля.
— Ник в больнице. Поскользнулся на тротуаре и сломал руку.
Глава 5.
За столом воцаряется гробовая тишина. Ульяна растерянно хлопает ресницами, Лиля стремительно бледнеет, Вова же, наоборот, багровеет.
— Сонь, он просил тебе передать, что останется в больнице до понедельника, — говорит Серёжа, спустя минуту тишины.
— С переломом руки разве кладут в больницу!? — восклицаю и хватаюсь за телефон, чтобы позвонить Нику.
— И он просил передать, чтобы ты ему пока не звонила, — поспешно добавляет.
— Это еще почему!? И почему он вообще позвонил тебе, а не мне?
— Ему только наложили гипс, приехали его родители… В общем, он сказал, что сам тебе позвонит, когда останется один.
— Когда я ломала руку, меня не клали в больницу… — комментирует Ульяна.
— Ну у него там еще какие-то ушибы от падения. Его предки решили перестраховаться.
— Поскользнулся, как же! — зло выпаливает Лиля. — Это же как надо поскользнуться, чтобы сломать руку и лечь в больницу!? — подруга тяжело дышит и мнёт в руках салфетку. — Это новенький! Это он!
Внутри все холодеет от ужаса, когда я вдруг понимаю, что Лиля права… Ну конечно, Никита захотел разобраться с Соболевым, а тот…
Мне становится дурно. От того, насколько этот тип опасен и неадекватен.
Какой-то чертов псих!
— Да подожди, — успокаивает ее Вова. — Может, Ник и правда поскользнулся.
— Так я и поверила! — поворачивает голову ко мне. — Соня скажи своей маме, чтобы исключила этого урода! Не успел прийти, а уже руки людям ломает!
— Я предлагаю навестить завтра Никиту и спросить его, что было на самом деле, — примирительно предлагает Сергей. — Сейчас мы делаем поспешные выводы.
Вечер безнадёжно испорчен, о том, чтобы продолжать празднование, даже не может быть и речи. Лиля звонит своему папе, через полчаса он приезжает и оплачивает счет. Мне ужасно неудобно перед подругой за то, что косвенно по моей вине ее день рождения оказался омрачён. Я лепечу извинения, но Лиля только отмахивается.
— Ты тут не при чем. Это все новенький. Он опасен для общества, его нужно изолировать.
Домой я возвращаюсь разбитая и без настроения. Настенька выбегает из своей комнаты и мчится ко мне.
— Соооня пришла!
Подхватываю сестру на руки, целую в щеку и опускаю на пол, принимаясь снимать с себя верхнюю одежду.
— А у нас в садике скоро утренник!
— Хорошо.
— Ты придешь?
— Конечно.
— Я буду танцевать и петь песенку.
— Хорошо.
— Соня, а почему ты такая грустная? — тут же сникает сестра. — Тебя кто-то обидел?
Из кухни выглядывает мама. Дома она мягче и добрее, чем на работе. Иногда мне вообще кажется, что это два разных человека. В школе она Крыса Аркадьевна, которая запрещает даже красить ногти ярким лаком. А дома она просто мама, которая позволяет своим детям абсолютно все.
— Как отметили? Я ужин готовлю, но ты, наверное, не голодная?
— Нормально. Я попью с вами чай.
— Папа тоже уже скоро вернется и сядем за стол.
— Угу.
Мама возвращается на кухню, а я, вымыв руки, плетусь к себе в комнату. От Никиты до сих пор ни звонка, ни сообщения. Не включая света, я падаю на кровать и закрываю глаза. Еще утром я вела сестру в садик в полной уверенности, что сегодняшний день будет прекрасным и замечательным. А на деле оказалось все с точностью, да наоборот.
Новенький… При одной только мысли о нем становится не по себе. Вспоминаю его дерзкий взгляд, и мурашки по коже бегут. Соболев так смотрит, как будто насквозь видит и мысли читает. Удивительно, как легко Полежаева с ним заигрывала. Я пока сидела с новеньким за одной партой, думала, поседею в семнадцать лет.
Рядом с ним мне было не то что бы страшно, а, скорее, неспокойно. Все время не покидало чувство опасности и усиленно работал инстинкт самосохранения, как будто Соболев может нести для меня реальную угрозу.
Дверь моей комнаты открывается и заглядывает головка Настены.
— Соня, ты спишь? — спрашивает шепотом.
— Нет. Иди ко мне.
Настенька плотно закрывает дверь и спешит забраться ко мне на кровать. Обнимаю сестру и прижимаю к себе, запуская пальцы в ее мягкие шелковистые волосы.
— Почему ты грустная? Тебя кто-то обидел?
— Нет. Просто устала.
— А что ты делала?
— Училась. А потом ходила на день рождения к Лиле.
— А я буду танцевать на утреннике с мальчиком.
— Хорошо.
— Его зовут Дима.
Меня передергивает. Перед глазами снова становится лицо Соболева: сильное, уверенное в себе и для многих девушек наверняка привлекательное. Интересно, зачем он поменял школу в феврале за несколько месяцев до окончания? Надо будет спросить у мамы.
Впрочем, какое мое дело?
Из прихожей доносится хлопок входной двери, и Настя тут же подскакивает.
— Папа пришёл! — и со всех ног несётся к нему.
Мой отец — судья. Я очень горжусь папой, ведь он наказывает настоящих преступников: воров, убийц, насильников, наркоторговцев. В детстве я считала папу Бэтменом, который спасает мир от зла. Мне казалось, что чёрная судейская мантия похожа на костюм этого мультяшного героя.
Я поднимаюсь с кровати и тоже иду встречать папу. Настенька уже забралась ему на шею.
— Привет, пап, — обнимаю его.
Отец чмокает меня в макушку.
— Как дела в школе?
— Все хорошо.
Минут через двадцать мы собираемся всей семьей на кухне. У меня нет аппетита, поэтому я просто пью чай, слушая щебет сестры вперемешку с рассказами родителей о работе. В глубине души я надеюсь, что мама скажет что-то о нашем новеньком, кто он и откуда, но родительница молчит.
Меня же уже настолько распирает любопытство, что еле удаётся спокойно усидеть на стуле. Соболев стоит перед глазами, и, как я ни пытаюсь его прогнать, никуда не уходит. Я до ужаса возмущена им и его поведением, но любопытство сильнее меня.
— А у нас в классе новенький! — восклицаю, не выдержав.
Воцаряется секундное молчание, и я замечаю, как мама недовольно поджала губы.
— Да? — удивляется папа. — Кто?
— Трудный подросток из неблагополучной семьи, — сухо отрезает мать.
Теперь моя очередь удивляться.
— Трудный подросток из неблагополучной семьи? — переспрашиваю, не поверив.
— Да.
От изумления я теряюсь. Приоткрываю рот и тут же захлопываю, не найдя, что сказать.
— Зачем ты его тогда взяла? — спрашивает папа.
— Я сначала не взяла, сославшись на переполненность классов, но его мать написала на меня жалобу в департамент образования, и мне позвонили. Пришлось взять.
— А других причин для отказа у тебя не было?
— Нет. Вдобавок он победитель множества олимпиад по информатике, эдакий юный гений-хакер. Сложно найти причину для отказа олимпиаднику.
— А почему он решил поменять школу за несколько месяцев до окончания одиннадцатого класса? — спрашиваю, придя в себя от неожиданной информации.
— Понятия не имею.
— А откуда ты знаешь, что он из неблагополучной семьи?
— Я звонила директору его прежней школы. Она рассказала.
