Элинор закричала от ужаса, и Брендан обернулся к ней. На его лице, искаженном злобой, не осталось и следа красоты.
– Черт, мне надо было позаботиться о том, чтобы ты забеременела! – И он пустился в такие оскорбительные описания ее сексуальности, что Элинор просто отключилась. Постичь весь ужас того, что с ней произошло, она была не в силах.
Брак был аннулирован – об этом позаботился отец Элинор, но у девушки было такое ощущение, словно она вся заледенела. Она отправилась в Оксфорд уже совсем другим человеком. Мейми сразу заметила это и стала расспрашивать, что случилось. Элинор не выдержала и все рассказала подруге. Это был последний раз, когда она плакала. Постепенно потрясение прошло, но чувство унижения осталось. Стоило какому-нибудь мужчине приблизиться к ней, как Элинор тут же его отшивала, и постепенно за ней закрепилась репутация холодной и неприступной особы. Ей было все равно. Она больше не позволит ни одному мужчине влезть к ней в душу, а уж тем более – в постель. Брендан начисто уничтожил первые ростки ее пробуждающейся чувственности. Каждый раз, вспоминая о том, с какой невинной радостью она отдавалась ему, Элинор вздрагивала от отвращения. Постепенно она все больше и больше замыкалась в себе.
А потом ее родители погибли во время инцидента в Бейруте, куда они ездили по делам. Элинор продала дом и купила себе небольшую квартиру. Оставшиеся деньги она пожертвовала различным благотворительным организациям.
Теперь уже ни один мужчина не мог соблазниться ею, в надежде обеспечить себе безбедное существование.
Все эти годы Мейми уговаривала подругу перестать мучиться, начать нормально одеваться и встречаться с молодыми людьми, но Элинор упрямо отказывалась. Она не видела в этом смысла. Пускать мужчину в свою жизнь она больше не собиралась, да и кто бы на нее позарился?
Брендан ведь ясно сказал, что ее единственным достоинством были деньги ее родителей – только за этим она и была ему нужна. А секс был просто необходимостью, средством для достижения его цели. Он недвусмысленно дал понять, что их близость не доставила ему особого удовольствия.
Элинор и сейчас содрогнулась, вспомнив его оскорбительные высказывания. Ее отец пытался остановить мерзавца, устало припомнилось ей, а потом родители, как могли, старались утешить дочь. Они ни в чем не упрекали и не осуждали ее, да в этом и не было нужды – Элинор терзала себя сама. Родители пытались достучаться до нее, но пропасть между ними была слишком велика. И Элинор просто похоронила свою боль глубоко в душе, где никто не мог ее разглядеть.
Даже для книги, хотя бы для того, чтобы оживить образ Эжени, Элинор не могла использовать воспоминания о романе с Бренданом. Ее чувства обернулись обманом, а что до физического наслаждения, то в объятиях своего единственного любовника она его так и не испытала и вспоминала об этом с горечью, полагая, что виновата в этом сама.
Мысленно Элинор вновь услышала слова Рея Парриша, сказанные им на прощание, и в который раз содрогнулась.
– Вам бы следовало изобразить свою героиню монахиней, Элинор, – насмешливо заявил Рей. – Похоже, вы избрали для нее именно такой образ жизни.
Элинор вылетела из офиса, боясь, что потеряет остатки самообладания. Ее так и подмывало разорвать рукопись прямо у него на глазах. Сейчас, вспоминая свое поведение, девушка удивлялась силе собственной реакции. Поежившись, она выбралась из постели. Заснуть все равно не удастся, а лежать, мучаясь мыслями о том, чего уже не изменишь, нет смысла.
Время приближалось к шести, а ей еще предстоял поход в супермаркет. До Гудуика путь неблизкий. Элинор уже почти решила отложить поездку до утра, но тут ей пришло в голову, что за это время может позвонить Рей с известием о том, что нашел ей секретаршу. Нет уж, лучше уносить ноги, пока еще есть время.
Что значит – пока еще есть время? – нахмурилась Элинор. Можно подумать, она боится этого человека, словно он чем-то угрожал ей. Пожав плечами, Элинор отбросила эту мысль. Рей Парриш просто запугивает ее, наверняка догадываясь, что она его терпеть не может.
Журналисты называли Рея блистательным мальчиком от издательского дела, хотя слово «мальчик», мягко говоря, не слишком подходило тридцатипятилетнему мужчине, злорадно подумала Элинор. Он был олицетворением всего, против чего восставала ее душа: красавец, наделенный обаянием и откровенной чувственной притягательностью, которая у Элинор рождала лишь отвращение.
Для такого мужчины, как Рей, Элинор, наверное, была ходячим анекдотом: страшненькая замухрышка, с которой он вынужден иметь дело по долгу службы. Слишком часто за последние годы она видела, как мужчины, едва взглянув на нее, сразу отводили глаза, так что уже не обольщалась. Куда ей до Мейми – красивой, уверенной в себе. Брендан одним махом убил в ней веру в то, что она может быть хоть для кого-то по-женски привлекательной. «Бесполая уродина» – это были его слова, и Элинор теперь только такой себя и видела. И не сомневалась, что такой ее видят и другие. Ничего, в жизни, кроме любви, есть и другие радости, думала девушка. Когда-то она находила радость в работе. Когда-то… До тех пор пока Рей Парриш не расправился с ее романом, а заодно и с ее уверенностью в собственных способностях.
Именно это и было больнее всего, призналась себе Элинор: сознание того, что он прав, утверждая, что ее герои поверхностны и далеки от жизни. Но ведь она подрядилась писать исторический роман, основанный на фактах, а не костюмированную любовную историю!
Разумеется, всегда был путь к отступлению: она могла объявить о том, что разрывает контракт. Судиться с ней издатели не будут, зато Рею придется оставить ее в покое. Она может написать массу других книг… Элинор мрачно смотрела в окно. А куда ей было еще смотреть? Ее квартира была типовой и безликой. Когда-то, еще подростками, они с Мейми мечтали о том, как будут жить, когда станут взрослыми, какие у них будут дома. Элинор с тяжелым сердцем вспомнила, как собиралась заполнить свой дом живыми цветами, яркими и благоухающими.
Свежие цветы! В последний раз она покупала их много лет назад – это был венок на могилу родителей.
Ладно, хватит себя жалеть, внезапно разозлившись, подумала Элинор и, подхватив пальто, и ключи от машины, решительно отправилась в местный супермаркет.
«Очевидно, я совсем потеряла разум, решившись на такую поездку поздно вечером», – с отчаянием думала Элинор, глядя в ночь из окна машины.
Почему-то здесь, в сердце, Уэльса, темнота казалась гораздо более глухой, чем в Бристоле. Казалось, она обволакивает тебя и давит со всех сторон свинцовой тяжестью. Элинор невольно вздрогнула, несмотря на то, что в машине было тепло. Здесь особенно остро ощущалось то, что ноябрь подходил к концу. В воздухе веяло холодом и сыростью – словом, Уэльс встретил девушку негостеприимно. Ей казалось, что когда она выезжала из Бристоля, было гораздо теплее, но, возможно, она просто не обращала внимания на погоду – ее мысли были слишком заняты Реем Парришем. Элинор злорадно предвкушала, как он взбесится, узнав, что она сбежала.
