Для того чтобы обвести контуры, она должна была положить свою руку на его.
Даже сквозь тонкую белую лайку перчаток она боялась почувствовать тепло мужской руки. Но после секундного колебания она начала водить карандашом между пальцами. Она хорошо помнила эти изящные и ласковые руки, которые когда-то обнимали ее, оберегая и защищая от того, что ей пришлось пережить.
— Ваш мизинец изогнут, как и у меня, — заметила она.
— Правда? А разве не у всех мизинцы такие?
— О, нет, некоторые совсем прямые. Скорее всего это фамильная черта.
— В самом деле. Но я надеюсь, что сшить для меня перчатки не составит большого труда?
— Предвижу, что мистер Дублет скажет, что это необычная рука.
— Зато, Виолетта, это твердая рука, — проговорил он нежно, — в отличие от вашей, которая дрожит.
Взяв карандаш, Макс внезапно поменял их руки. Нежно прикрыв ее руку своей, он машинально начал водить пальцем по рисунку лебедя на ее перчатке.
С притворной храбростью девушка посмотрела на него.
— Какой цвет перчаток вы предпочитаете, сэр? Сухих листьев или естественный?
— Виолетта… Иоланда… меня не интересует, какого цвета перчатки изготовят в вашей лавке или как вас теперь зовут. Я хочу только одного, — сказал он с болью в голосе, — чтобы вы вспомнили меня.
Она мгновенно отняла свою руку.
— Это невозможно.
— Почему? — Его голос был исполнен душевной муки. — Зачем вы затеяли этот маскарад? Притворяетесь, что не знаете меня? Почему, Виолетта? Вы ведь больше не во Франции.
Он взял ее лицо в свои ладони и проникновенно заглянул в темные глаза.
— Виолетта, — взмолился он, — вы в безопасности. Прекратите игру. Теперь, когда я нашел вас, нет необходимости в маскараде…
Боже, как ей хотелось, забыв обо всем на свете, броситься в его объятия. Но… эмигранты из Франции были в слишком большой опасности: правители в их стране менялись так часто, что люди, жившие в Лондоне, поневоле начинали бояться собственной тени. Она не могла рисковать, боясь навредить брату, на встречу с которым она все еще надеялась.
— Нет никакого притворства, милорд. — Виолетта покачала головой. — Я честная девушка из лавки, которая зарабатывает себе на жизнь.
— Вы француженка.
— Вы, наверное, принимаете меня, милорд, за кого-то другого.
Она будет лгать, изворачиваться, но заставит его сомневаться.
На мгновение Максу показалось, что он сходит с ума. Он не мог ошибаться, ведь именно образ этой женщины вот уже год преследует его.
— Вы обманываете себя, Виолетта, или хотите обмануть меня? — Девушка стремительно повернулась, пытаясь подальше отойти от него. Но Макс перегородил ей дорогу. Он взял ее за талию и повернул так, чтобы она смотрела прямо ему в глаза. — Это я… Макс. Маскарад окончен. Разве не так? Теперь нечего бояться.
Виолетта пристально смотрела на него. Действительно, маскарад, в котором они участвовали во Франции, закончился. И все, что произошло между ними, тоже должно кануть в прошлое. По крайней мере для нее. Макс мог быть кем угодно — шпионом, агентом, информатором, человеком, который подвел ее брата.
— Милорд, если вы не позволили мне обвести вашу руку, тогда, пожалуйста, не могли бы вы сообщить леди, что я здесь для того, чтобы принять заказы на отделку для перчаток?
— Нет.
Ну что же, ей оставалось только одно: забрать свой плащ и уйти. Но почему она не может оторвать взгляд от его немного грустного лица, рыжеватых волос, стянутых черной лентой, от его великолепной мужской фигуры? До чего же он красив в одежде джентльмена, и каким желанным он будет для нее всегда.
Макс снова взял ее руку, как будто хотел на всю жизнь запомнить прекрасные белые перчатки, которые были надеты на ней. Он медленно касался узора из переплетенных лебедей, осторожно провел пальцем по золотым, затем серебряным нитям, стремясь подольше удержать ее маленькую ручку в своей.
— Пожалуйста, милорд. Эти перчатки я ношу в качестве образца для продажи.
— Они напоминают мне те, которые я уже видел однажды. Могу я купить их?
— Нет, — запинаясь выговорила она и рискнула посмотреть в его голубые глаза. — Эти перчатки в лавке мистера Дублета уникальные.
Пока она говорила, Макс очень медленно снял одну перчатку, поднес руку к губам и, не отрывая взгляда от нее, нежно поцеловал ей руку. Виолетта от волнения не могла больше говорить.
— Я едва не умер после того, как вы уплыли, — тихо сказал он.
О, Макс. Сердце у нее заныло, но… она должна взять себя в руки. Выхватив перчатку, которую он снял, девушка быстро сунула ее в карман плаща. Она с трудом справилась со спазмом, перехватившим горло.
— Сожалею о вашем несчастье, сэр, — прошептала она. — Надеюсь, вы полностью выздоровели?
Нет, он еще не выздоровел, и вина тому не ноющая рана от кинжала. В голове его стремительно пронеслось.
Только отправить ее в Англию.
Сделать все возможное, чтобы она осталась жива и была в безопасности. Все, что мы просим, — сохранить ее жизнь.
Макс едва знал ее семью, но с готовностью взял на себя ответственность за судьбу молодой девушки. Неужели это все, что он заслужил?
Виолетта сделала реверанс, собираясь убежать, но он стремительно подошел к ней и притянул ее к себе так близко, что она закрыла глаза, чтобы скрыть страстное желание, охватившее ее.
Сердце готово было выскочить из груди, и она почувствовала бешеный ритм его пульса.
— Почему? — спросил он ее в третий раз, надеясь получить ответ. — Почему вы изображаете из себя девушку из лавки перчаточника?
Они долго стояли обнявшись. О, нет! Она не должна позволить нахлынувшим чувствам одержать верх. Макс был из прошлого, которое она хотела забыть. Но если она не уйдет из этого дома сейчас же, то только перчатки выдадут ее.
Доносившаяся откуда-то издалека музыка очаровывала ее. Они были одни в маленькой комнате для приходящих торговцев, заставленной стульями и манекенами. Макс держал ее в своих объятиях, а она была неподвижна, изнемогая от желания. Казалось, их обоих охватило безумное волнение.
— Иоланда… Виолетта, — прошептал Макс, — какое бы имя вы не хотели услышать… Скажите, что знаете меня.
Он зарылся лицом в ее волосы, и Виолетта, ошеломленная, закрыла глаза.
— Сэр, вы ведете себя свободней, чем чернь, штурмовавшая Бастилию…
Макс, решившийся преодолеть ее сопротивление, крепче обнял ее и со всей пылкостью начал целовать ее виски, волосы, лоб. Она стояла словно каменная, думая только о том, чтобы дрожь не выдала ее настоящего состояния.
— Виолетта, вы не можете больше притворяться. Ведь вы помните меня…
