Джорди Риверс - Эра одуванчиков

Посреди комнаты стоял огромный белый рояль, привезенный Констанцией из Франции, где она жила до встречи со своим будущим мужем. Джорди всегда нравилось притворяться, что она умеет играть на рояле, и она веселила Афродиту тем, что втихаря от Констанции изображала ее манеру игры. Афродита, заливалась звонким детским смехом, прыгала по паркету и топала ножками от восторга. И просила «еще-еще!». И Джорди продолжала, делая серьезное как у Констанции лицо, прислушиваясь к звучанию инструмента и с новой силой принимаясь порхать пальцами над клавишами. Ей и самой нравилось.

Но сейчас комната была пуста. Чувствуя острую необходимость успокоиться, девушка по привычке села за рояль, откинула крышку, прикрыв глаза и глубоко вздохнув, положила руки на клавиши. И как можно тише, стараясь прислушиваться к стуку собственного сердца, стала наигрывать замысловатую, то довольно складную, то до ужаса наоборот мелодию, которой суждено было прозвучать лишь единожды, потому что потом это случайное собрание звуков девушка вряд ли смогла бы повторить.

Ее движения становились все плавнее, звуки все тише и гармоничнее, и вот уже Джорди самой нравилось то, что она слышала.

В тот момент, когда она, наконец-то, полностью успокоилась, бесшумно подкравшись сзади, и обхватив ее шею обеими ручками, на спину девушке запрыгнул ребенок.

– А вот и ты! – весело воскликнула Афродита ей на ухо.

Джорди подхватила ее снизу, чтобы девочка не задушила ее.

– Я! – прохрипела она, подсаживая Афродиту к себе на спину. – Уф!

– О чем ты играла? – спросила девочка, щекоча своими локонами Джорди щеку.

– Я играла о том, как я люблю одного человека, время идет, а я люблю ее все сильнее, – ответила девушка.

– Это меня-а? – с неотразимой смесью удивления и уверенности протянул ребенок.

– Конечно, тебя! – Джорди ущипнула девочку за ногу, та вырвалась из цепких объятий, и вот они уже бегали друг за дружкой вокруг рояля.

Смеясь на бегу, Афродита вкладывала все свои детские силенки в эту игру, так что даже пышная юбочка ее нарядного белого платья шумно шелестела.

Они не заметили, как в комнату вошла Констанция. Не обратив внимания на творящееся безобразие, женщина молча прошла к роялю, села на табурет, и только потом поздоровалась таким тоном, будто перед нею был целый зал.

Афродита в этот момент устремилась к дверям, и девушка подхватила ее на руки в самый последний момент.

– Вы закончили? – Констанция вопросительно взглянула на них. Может, ей и казалось, что она была строгой, но строгим ее взгляд назвать никак нельзя было.

– Я пришла попрощаться, – сказала Джорди, ставя ребенка на пол.

Афродита обманчиво притихла, как она всегда делала в присутствии матери.

– Проходи, – произнесла Констанция, указывая на место возле рояля. – Будем распеваться.

Джорди послушно встала на привычное уже место, держа Афродиту за руку.

– Ми-я-аа, – начала Констанция, подыгрывая себе на рояле.

– Ми-я-аа, – повторяли вслед за ней Джорди и дочка.

На второй октаве Джорди закашлялась.

– Хорошо, – проговорила Констанция. – Давайте споем. Баркарола. Оффенбах.

И опять она, даже не посмотрев на своих подопечных, начала играть.

И опять девушка с девочкой послушно приготовились петь.

– Льет жемчужный свет луна, в лагуну смотрят звезды, – начала альтовую партию сама Констанция.

– О, лазурная ночь, ты в море звезды роняешь, – запела Джорди, когда подошла очередь сопрано, смешно вытянув лицо и стараясь сделать звук как можно «круглее», как выражалась Констанция.

Афродита же, крепко схватив девушку за руку, немножко раскачивалась вместе с ней из стороны в сторону.

Когда они закончили петь, Констанция, повернулась к ним, положив руки на колени поверх серого платья, и спросила:

– Как «попрощаться»?

Джорди была уверена, что ее слова дошли до женщины только сейчас.

– Я ухожу, возвращаюсь домой.

Констанция молчала, пребывая в полной прострации.

– Но…- встрепенулась она. – У тебя прекрасное сопрано. Где я такое возьму?

Женщине никак раньше не удавалось привить своей дочке любовь к столь обожаемой ею музыке, и вот с приходом Джорди вдруг все, о чем Констанция так долго мечтала, сложилось само собой.

– Такое нигде, – мягко улыбнулась Джорди. – Но если поискать, найдете лучше!

Ко всем похвалам Констанции относительно ее голоса девушка относилась более чем спокойно. Ведь волшебство заключалось в другом. В том, что Афродите вдруг понравилось петь.

– Я же сказал, если поторопиться! – вошел в комнату Эфра, собранный в дорогу. – Мы опаздываем на паром!

Он смотрел на вытянувшихся по струнке Джорди и дочь и понимал, что они провели в таком положении уже довольно долго времени.

– Мы куда-то едем? – тут же радостно запрыгала девочка.

– Мы едем провожать Джорди, – сказал Эфра.

Афродита, не теряя времени, забралась девушке на руки:

– Я готова! – проверещала она, пребывая в полном восторге от ожидающего ее маленького путешествия.

Когда через пять минут они выехали, их провожали звуки рояля.

Перед посадкой на паром Эфра удивил Джорди еще раз. Когда протянул ей билет на рейс Афины – Мюнхен.

– О… – попыталась что-то сказать Джорди, в изумлении уставившись на билет.

– У меня пропадали мили на Люфтганзе, а тебе пригодится, – произнес Эфра, буквально силком вкладывая билет в руку девушки.

– Пригодится не то слово! – воскликнула она тихо, обращая к нему взгляд полный удивления и благодарности.

– Не надо мне ничего говорить, – проворчал грек, – лучше навести нас как-нибудь.

И Джорди показалось, что в голосе пожилого мужчины прозвучало сожаление. Но она как всегда не была уверена, было ли сожаление искренним, или Эфра решил так ее порадовать на прощание.

– Пойдем, Дита! Наша мама уже, наверное, наигралась вдоволь и успела по нам соскучиться.

С этими словами Эфра поднял свою дочь на руки и, не оглядываясь, пошел прочь. Афродита же долго смотрела на девушку, улыбаясь той из-за плеча отца.

При высадке во втором часу ночи в аэропорту Мюнхена Джорди ждал другой сюрприз. На этот раз не совсем приятный.

– Госпожа Риверс, вы могли бы пройти с нами? – вежливо обратился к ней представитель охранной службы аэропорта на выходе из терминала.

Джорди нерешительно остановилась перед мужчиной в форме, глядя на его добродушное лицо, ощущая, что тон его голоса не таил угрозы, но совершенно не понимая, по какой причине ее могли задержать.