страдает, вон извёлся весь. С другой стороны – Маша. Ребят, что же так ломает-то?
Шли дни, а ледяная оборона Савельевой только росла.
Чего я только не делал!
Сначала заваливал её подарками. Цветами, сладостями, женскими штучками ручной работы. Но всё отправлялось по известному маршруту – в урну. Покупал кофе в её любимой кофейне и писал на стаканчиках простое и такое банальное «прости», Маша уходила от меня, высоко подняв голову. Тупой и беспощадный игнор.
После пошёл более сложным путём. Купил новую симку и долго собирался с силами, чтобы написать ей. Думал, как и что, и насколько обстоятельно. Всё в голове перебрал, но не нашёл ничего умнее, как написать обыкновенное «привет». Не знаю, каким чудесным образом она догадалась, но и этот номер почти сразу же отправился в вечный бан.
Дальше ещё труднее. Всеми правдами и неправдами уговорил деканшу включить меня в их дурацкую студгазету. Только ради того, чтобы видеть Машу чаще, задерживаться с ней в редакторской один на один.
В моих влажных мечтах всё шло по плану, а вот в реальности – нет. Савельева, конечно, и виду не подала, как сильно» рада видеть меня. Однако и потепления между нами тоже не предвиделось. Убедительно делала вид, словно меня в этом мире не существует.
В конце концов, пошёл на самые отчаянные меры – созвонился с ребятами, с которыми когда-то играл в школьные времена в рок-группе и попросил помочь. Они надо мной долго ржали, мол, в романтики заделался и прочее. Плевать!
Устроил под её окнами настоящий концерт. Играл на гитаре, стирая пальцы в кровь, вспомнил все её любимые песни. Во дворе куча людей собралось, даже деньги начали пихать в чехлы от гитар. Вполне возможно, какая-нибудь вредная бабулька вызвала бы в ближайшем времени полицию, но Маша сдалась раньше.
Спустилась и закатив глаза, двинула ко мне.
Всего шесть песен продержалась. Я думал, что будет дольше меня морозить. Ребята встретили её дружным свистом.
Отходим в сторону, остановившись только на детской площадке, прямо напротив её парадной.
– Вышла всё-таки, – улыбаюсь как круглый идиот.
– Вышла, – надула губки. – Ты же выл так, терпеть невозможно. Симба до сих пор не научился рычать.
– Маш, – беру её за руку. – Прости меня. Дай всё исправить.
Над нами парят белые хлопья снега. Кружа, снежинки опускаются на Машину шапку, её пушистые ресницы, не тронутые косметикой. Какая она красивая.
Мне хочется дотронуться до неё по-другому, обнять и поцеловать, прижать к себе. Вдохнуть уже въевшийся в лёгкие запах ягод, перебирать пальцами мягкие локоны. Потому что она моя и по-другому быть никак не может.
Я без неё загибаюсь.
– Есть ли какой-то хотя бы минимальный шанс всё исправить?
Словно говорю с пустотой.
Дополнительная минута её молчания – вечность в Аду. Промозглая темнота, пропитанная мраком моего одиночества.
Не знал, что сердце умеет так быстро биться. Не представлял, что его вживую вырвут из груди и бросят к моим ногам – вот так просто, как само собой разумеющееся.
Я её люблю – накрывает внезапно, как этот нежданный ноябрьский снегопад. Люблю.
Хотите скажу, что это значит в реальности?
Любить – это паршиво.
Любовь – это прекрасно.
Любить – это смертельно.
– Нет.
Одно слово. Три буквы.
Три буквы моего приговора.
– Прости меня! – в очередной раз повторяю, как мантру. – Что мне сделать, чтобы ты…
– Ничего, – с грустной улыбкой ответила. – Что ты можешь сделать, если я не злюсь на тебя? Мне просто всё равно, Сотня.
Дима
В моей голове никак не укладывалось, что это всё.
Точка. Жирная чёрная точка на весь лист нашей лав-стори.
Что вообще в этом мире происходит? Разверзнулся Ад? Сдвинулись литосферные плиты? Приближается конец света?
Да на меня девчонки всегда вешались, стоило только пальцем поманить. Никаких лишних телодвижений. Пустить пыль в глаза, нести романтичную чушь, завалить цветами – знал своё дело на высшем уровне. А тут я из кожи вон лез, чтобы вернуть свою зазнобу. И ничего. Кромешная пустота.
Прокатили тебя, Димон. Смирись. Хотел влюбить Машу в себя за десять поцелуев?
Поздравляю!
Влюбился сам. Причём по самые гланды.
Так, что не вздохнуть без неё. Всё кажется неправильным, безжизненным, сухим и пресным без моей колючки.
Боже, как я эпично и талантливо просрал свою любимую девочку.
Конечно, тут ещё пытался трепыхаться, как лист против ветра, как глупая рыбка, твёрдо решившая соскочить с крючка.
Наивный!
Домой возвращался даже не помню, как именно. Вроде бы шёл пешком. От Маши через весь город. Ноги, будто бы, не слушались и хотели повернуть назад. К ней! Вот только смысла не видел вообще.
Допустим, схвачу её в охапку. Буду любить долго и обстоятельно, да?
Дальше, что делать? Какой-то бред. Вот конкретно сейчас надо нормально, правильно. Чтобы поняла раз и навсегда. Моя. Не денусь никуда от неё, а она от меня.
Есть ли шансы? Маловероятно.
Извинялся бесконечно. Цветы, сладости, подарки, романтика. Даже голос сорвал под её окнами.
Непрошибаемая. Ледяная.
Словно ей ни горячо и ни холодно. Есть там Сотников, нет его – плевать.
Не может этого быть! Не хочу верить или просто не могу. Вашей гребаной любовью все мозги заволокло, как ядовитым дурманом. Жалкое зрелище, да?
Прикиньте, до чего докатился.
Влюблённый идиот!
В глазах Савельевой было холоднее, чем под этим самым первым питерским снегопадом. Не иначе, как она решила меня потопить в лавине своего тотального равнодушия, приправив соусом безразличия.
Что угодно, но не оно.
Потому что я мог бы справиться со всем, вернуть Мою Машу несмотря ни на что, если бы там, в глубине её сердечка, остались какие-то тёплые чувства ко мне.
Но их нет.
Виртуозно продинамила меня, да ещё как. Или не динамила? Знала обо всём изначально, просто поиздевалась, растоптала в хлам.
А так мне и надо. Сам виноват. Однажды в далеком будущем, но бумеранг бы обязательно прилетел с ответкой. Наверное, когда разбиваешь чужие сердца сотнями, отказываешься верить в любовь, бежишь от неё – она догоняет. Обрушивается на тебя с неба, припечатывает к земле, чтобы встать не смог, пошевелиться без боли. Об этом ещё Шекспир в своё время сонеты писал.
Реально больно. Делаю вдох и чувствую Машу. Сердцем, телом, лёгкими, мозгами. Она повсюду, словно в воздухе витает.
Запах её цветочных духов с нотками спелых ягод и ванили. Весь пропитан ею. Накачан под завязку.
Помню губы, которые я уже никогда не поцелую. Весёлый и
