ГЛАВА 44
Ромео
Через сорок пять минут после того, как я оставил ее рыдать на лестнице, я прокрался в комнату Печеньки.
Меня не удивило, что она пуста.
Глупая роза, которую она держала в баночке из-под ватных палочек, осыпала лепестки повсюду. То, что уборщики не протерли поверхность тумбочки под ней, должно быть, дело рук моей неопрятной жены.
Я не упустил из виду, что она настолько глубоко слилась с моим домом, что он станет совершенно другим местом, если она решит уйти.
Я бродил по коридорам в поисках Даллас.
Дождь барабанил по крыше, стуча в окна. Температура резко упала после нашего возвращения из Парижа. Холод меня никогда не беспокоил – я привык к нему внутри и снаружи.
Но мне пришло в голову, что моя жена может быть не в восторге от лютого мороза, наступившего после того, как отступила осень, освободив место для зимы.
Не в настроении играть в прятки, я достал свой телефон и проверил ее местонахождение через камеры наблюдения.
Перематывая видео, я нашел кадры, на которых она тащит негабаритный чемодан «Louis Vuitton» в подземный гараж, сжимая ручку двумя сжатыми кулаками, как будто в ней находится мертвое тело.
Чемодан.
Я рванул в том направлении.
Мощное зелье гнева и тревоги бурлило в моем животе. Что, по ее мнению, она делала?
Выбрала один из вариантов, которые ты ей дал. Уходи, придурок.
Меня больше не удивляло, что у меня была реакция на Даллас – на тот момент это было фактом.
Но у меня скрутило желудок и все внутренние органы, сжав их в комок опасений, чтобы признать, как глубоко она впилась мне в кожу. Так глубоко, что она просачивалась сквозь плоть, кровь и кости.
Сквозь стволовые клетки, мозговые шрамы и плотные слои льда.
Она попала прямо туда, где было сыро и нежно. Где боль была неизбежна. Не потому, что она мне нравилась – мне действительно не нравилась Даллас Коста.
А потому, что я хотел ее.
Жаждал ее.
Потому что прикосновение к ней было единственной чертовой вещью, о которой я мог думать.
К тому времени, как я ворвался в двери подземного гаража, во мне было достаточно ярости, чтобы зажечь Вегас. Тем не менее, мое самообладание оставалось безупречным.
Даллас взгромоздилась на гору чемоданов рядом с «Майбахом», перекусывая маленькой коробочкой палочек «Поки» с клубникой. Ее ноги болтались в воздухе, как у ребенка.
Мне было противно видеть, как кто-то настолько неискушенный имеет надо мной такую власть.
Я обошел ее, сцепив руки за спиной.
— Собираешься куда-нибудь в хорошее место?
— Любое место вдали от тебя прекрасно.
Внутри что-то, кто-то, закричало на меня, заставляя ее остаться. Не потому, что я мог ее терпеть, а потому, что потерять ее означало проиграть Мэдисону.
Вместо этого я изобразил равнодушие.
— Чапел-Фолс или Хэмптонс?
— Чапел-Фолс, — она высосала клубничную оболочку, прежде чем бросить голую палочку обратно в коробку. — Я не против выйти замуж за кого-то, у кого есть дети. Много детей, чтобы окружить себя.
Что было с этой женщиной и маленькими людьми?
— Я позвоню Джареду, — я поднес телефон к уху, не веря, что впервые за мой тридцать один год кто-то раскрыл мой блеф и что кому-то понравились книги Генри Плоткина и «Читеры».
— Незачем, — удовлетворенное мычание вырвалось из ее горла от вкуса очередной палочки Поки. — Я уже позвонила ему. Он едет.
Ты поставил ей ультиматум. Она выбрала. А теперь уходи с достоинством и найди другой способ насмехаться над Лихтом.
Я сунул свой телефон в карман.
— Мои адвокаты пришлют тебе кое-какие бумаги для оформления развода. Это не должно занять слишком много времени из-за брачного контракта.
Вокруг ее закуски расцвела сладкая зубастая улыбка.
— Отлично!
— Хотя… — я продвинулся на один шаг. — Учитывая то количество времени, которое мы женаты, возможно, расторжение брака – лучший вариант, — развод сделал бы ее грешницей Чапел-Фолс. Город никогда не позволит ей пережить это.
Даллас невозмутимо откинула волосы на одно плечо.
— Послушай, Коста. Мне все равно, если ты отправишь меня обратно с пачкой "Чиппендейлз" под боком, покрытой использованными презервативами. Все лучше, чем жить в тюрьме, где за мной постоянно следят, одновременно игнорируют и отказывают в единственном, чего я хочу от тебя – в ребенке.
— Это действительно вершина твоих устремлений? — я нахмурился. — Стать сосудом для перевозки кого-то другого, а затем их слугой на следующие восемнадцать лет?
— Да. И прежде чем ты скажешь мне, что мне нужно разрушить стены патриархата, желание реализовать себя как мать и осознание того, что это моя страсть – это такой же благородный выбор, как стать нейрохирургом.
Я, как обычно, был с ней совершенно не согласен, но обсуждать этот вопрос было бессмысленно.
Несколько секунд прошло в тишине.
— Почему ты все еще здесь? — она зевнула. — Уходи. Джаред будет здесь в любой момент, а я останусь лишь неприятным воспоминанием.
Мне нужно идти.
Развернуться и уйти.
К моему облегчению, я начал делать именно это.
Эхо моих шагов отражалось от голых стен. Я не оглянулся. Знал, что если я еще раз увижу ее мельком, то совершу ошибку.
Это было к лучшему.
Пришло время сократить свои потери, признать свою единственную ошибку за тридцать один год моей жизни и двигаться дальше. Моя жизнь вернется в нормальное русло.
Мирно. Аккуратно. Бесшумно.
Недорого.
Моя рука сжалась вокруг дверной ручки, собираясь толкнуть ее.
— Эй, придурок.
Я остановился, но не обернулся.
Я отказался отвечать на это слово.
— Что скажешь – в последний раз в дорогу?
Я заглянул за плечо, зная, что не должен, и обнаружил, что моя будущая бывшая жена опирается на капот моего «Майбаха», ее платье задрано до талии, показывая, что она не носила трусиков.
Ее голая киска блестела, готовая для меня.
Вызов.
Я никогда не уклонялся от него.
Отбросив осторожность на ветер, и оставшиеся несколько клеток мозга, которые она не поджарила своим бессмысленным разговором, я направился к ней.
Когда я подошел к машине, она подняла руку, чтобы остановить меня, и хлопнула ладонью по моей груди.
— Не так быстро.
Это будет быстро, с половиной, учитывая, что я собираюсь кончить только от того, что смотрю на тебя вот так.
Я выгнул бровь.
— Холодно?
— Нет, низкая температура – это твоя фишка. Не хочу красть твой гром. Либо мы идем до конца, либо не идем вообще. Все или ничего.
Меня бесило, что каждый раз, когда я давал ей выбор, она выдумывала другой.
Если я давал ей выбор, она меняла его на одно из своих творений. И теперь, вслед за моим ультиматумом, она выдвинула свой собственный.
И как обреченный дурак, я выбрал все.
Я выбрал свое падение.
Мы взорвались вместе в грязном, разочарованном поцелуе, полном языка и зубов. Она вцепилась мне в шею, наполовину душив меня, наполовину обняв.
Я возился с застежкой-молнией моих брюк, освобождая свой член, который к этому моменту блестел от предэкулята, такой тяжелый и твердый, что стоять было неудобно.
Мои зубы скользнули по ее подбородку, проведя по ее горлу, прежде чем я сделал то, чего не делал уже пять гребаных лет, и вошел в нее сразу.
Голый.
Мой член исчез внутри нее, попав в горячую точку, до смерти сжатую ее мышцами.
О, блядь.
Мой лоб упал на ее. Тонкий слой пота склеил нас вместе. Никогда в моей жизни ничего не было так хорошо.
Я хотел раствориться в ее тумане, просочиться в нее и никогда не возвращаться.
Я хотел жить, дышать и существовать внутри своей прекрасной, сводящей с ума, коварной, приводящей в бешенство проклятой жены.
Она была единственным, чего я никогда не хотел, и единственным, чего я жаждал. Хуже всего было то, что я знал, что не могу отказать ей ни в одной вещи, которую она желает, будь то платье или украшение.
