Секундная нерешительность, по всей видимости, отразилась на его лице. Он и рта не успел открыть, чтобы повторить то, что говорил сэру Томасу, как она заявила:
– Не трудитесь рассказывать то, что мне известно от брата. Я рассчитываю на вашу учтивость, на соблюдение правил хорошего тона, наконец. Хотелось бы услышать от вас истинную причину отказа от помолвки.
Неожиданно для себя Гейвин взглянул на мисс Честертон, как говорится, другими глазами.
А ведь она права! Почему он постоянно отказывает ей в праве иметь собственное мнение о делах, касающихся, в сущности, ее? В конце концов, мисс Честертон живой человек. Переживания, эмоции и ей не чужды.
– Согласен с вами полностью! Каюсь, не подумал, что прежде всего обязан был переговорить с вами. Однако не могу не повторить то, что сказал вашему брату. Чувство вины по поводу помолвки, объявленной без вашего согласия, не давало мне покоя.
Она нахмурилась, хотела было возразить, но удержалась, поскольку он продолжил:
– Не знаю, рассказал ли вам брат, как это все получилось, но со своей стороны хочу поставить вас в известность, что мы с ним подписали брачный договор, по которому он отдавал вас мне в жены в уплату своего карточного долга…
Она кивнула, покраснев до корней волос.
– Пошло, недостойно!.. Поступок характеризует и его, и меня не с лучшей стороны, однако, должен признаться, это к делу – к моему решению разорвать нашу с вами помолвку – не имеет никакого отношения. Когда я изъявил желание жениться на вас, полагал, что брак по расчету вполне приемлем. А почему нет? – рассудил я тогда. Многие так поступают и, между прочим, живут вполне счастливо. Но если быть откровенным до конца, я весьма скептически относился к бракам по любви. Не скрою: я был убежден, что любовь – это сказочка, и не более того! Какая любовь, кто ее выдумал?.. Но случилось так, что теперь я знаю, какое это счастье – любить!
Фредерика задержала дыхание, боясь поверить в то, что услышала. Когда задала вопрос об истинной причине разрыва помолвки, пришла в трепет от сознания, что, возможно, искушает судьбу, ставя на каргу свое будущее.
– Ваш брат, вероятно, довел до вашего сведения, что я не один. У меня на руках племянница. Ее зовут Кристабель, ей всего четыре года, – продолжал он. Фредерика кивнула, по понятным причинам, весьма сдержанно. – Я нанял для нее няню. Должен сказать, молодая особа достойна всяческих похвал. Ее зовут… Впрочем, теперь это не имеет значения. И хотя она пробыла у нас недолго, я – за такой короткий срок! – успел… оценить ее по достоинству. Мы… стали друзьями.
Показалось, будто он хотел сказать что-то более важное, но как бы не находил слов, а на его лицо наползла тень.
– В общем, я полюбил ее. Вначале это чувство возникло в благодарность за доброе отношение к Кристабель, потом за сочувствие ко мне, а дальше оно целиком захватило меня просто потому, что она такая, какая есть, – единственная, уверяю вас. Отвечала ли она мне взаимностью – поверьте, не знаю! За день, может, за два до вашего приезда я совершил опрометчивый поступок. В порыве благодарности за все, что она сделала для… Кристабель, не смог обуздать свои чувства и… боюсь, отпугнул ее.
Пока он говорил, Фредерика еще раз пережила те незабываемые, драгоценные мгновения. Она не могла понять, почему он не чувствует ее волнения, почему мощный разряд любви не попадает в него подобно молнии.
– Ей было известно, что я помолвлен и собираюсь жениться. Но сам я к тому времени еще не разобрался, что следует предпринять, а от чего и вовсе необходимо отказаться. Но самое главное – я не осознавал, что полюбил ее всем сердцем. О Боже, что она могла подумать!..
Черты лица лорда Сибрука исказились, а вынырнувшая из бездонной синевы его глаз мука мученическая заставила Фредерику задохнуться. С трудом переведя дыхание, она едва удержалась от слез. Сострадание жгло ей сердце.
– Я не бросился за ней, а надо бы… Подумал, утром все объясню, на свежую голову. Вот и казнюсь теперь, потому что утром ее уже не было, и я пока еще не нашел ее, но надежды не теряю! – На лице проступили решительность и упорство. – Когда найду, открою свое сердце – буду умолять стать моей женой! Надеюсь, вы поняли, почему я не в силах жениться на вас, хотя убежден, что вы составите счастье любого другого. Не сердитесь на меня! Я люблю и знаю, что это, такое – настоящая любовь.
Его глаза умоляли. Фредерика была на грани нервного срыва. Заставлять любимого так страдать! Она… она тому виной… Вздохнув всей грудью, Фредерика поднялась, шагнула к нему.
– Милорд, я должна признаться вам! Выслушайте теперь мою исповедь, – начала она дрожащим голосом.
В этот самый момент до ее слуха долетел какой-то шум из холла. Дворецкий преднамеренно прикрыл дверь неплотно. Точно так же поступила она сама, когда оставила в гостиной мисс Милликен и мистера Вестлейка наедине.
Звонкий детский голос – такой любимый, такой знакомый – разорвал тишину.
– Она вернулась, Эбби! Это же Черри…
Дверь распахнулась, и в гостиную вихрем ворвалась Кристабель. Экономка, явно шокированная выходкой ребенка, вбежала следом, бросая испуганные взгляды на графа и его гостью.
– Милорд, очень извиняюсь, – начала миссис Эбботт, – но ведь никакого удержу…
– Черри, милая, моя любимая, самая распрекрасная на всем белом свете!.. – восторженные вопли ребенка заглушили объяснения экономки.
Без колебаний Кристабель бросилась к Фредерике, обвила ручонками ее колени, подталкивала к дивану. Та снова села.
– Ты вернулась! Я так и знала! Знала, знала, что так будет…
Гейвин стоял точно громом пораженный. Вместо того чтобы поправить ребенка или хотя бы прийти в изумление оттого, что она никакая ни Черри, мисс Честертон, посадив Кристабель на колени, осыпала ее поцелуями.
– Моя маленькая, я так по тебе скучала! – сказала она чуть слышно.
– Черри, пожалуйста, обещай, что ты больше никогда не уедешь! – Кристабель приникла к Фредерике, обнимая ее и ласкаясь.
Гейвин стоял, потеряв дар речи, а мисс Честертон не отводила от него вопрошающего взгляда огромных зеленых глаз – точь-в-точь как у Черри. По щеке катилась слеза. Ее голос срывался от волнения, но, вне всякого сомнения, принадлежал Черри.
– Черри, это вы? – спросил он наконец неуверенно. – Каким образом…
Кристабель обернулась к нему.
– Дядя Гейвин, не позволяй ей больше уезжать! Хорошо? Вели ей остаться!
Гейвин смотрел на Фредерику во все глаза.
Затмение… на него нашло затмение! Да он просто слепец! Танцевал на балу, целый час сидел с ней рядом за ужином… Хотя он ничего не понимал, однако впервые за эти дни улыбнулся.
