— Понятно…
Алекс выглядела несколько обескураженной — следствие оказалось проведено далеко не так тщательно, как она воображала.
— Так, что-нибудь еще? Что ты там говорила насчет какого-то телефонного звонка на Бали?
— А это могу объяснить я, — вмешался Ник.
Так, новый сет. В голове Ника все постепенно вставало на свои места.
— Помнишь, Алекс звонила насчет кошки — я как-то не догадался объяснить, что мы поменялись номерами, — обратился он к Саймону. — Понимаешь, мне и в голову не могло прийти… Ах, черт побери, кажется, теперь я начинаю понимать!
— Слава Богу, хоть у одного из нас проясняются мысли.
В голосе Саймона звучала издевка, но было очевидно: он старается снять с себя хотя бы часть вины. Ему страшно не хотелось в этом сознаваться, но, похоже, это он наводил Алекс на ложный путь. Впрочем, судя по выражению лица, Ник недалеко отстал от него в этом.
Ник присел на подлокотник, так что теперь Алекс оказалась зажатой между ним и Саймоном.
— Постой, дай-ка мне разобраться. Ты думала, мы с Саймоном… Ах ты черт!
Ее лицо выражало более чем красноречивое подтверждение этой догадки, и Ник несколько раз ударил себя по лбу, как будто хотел утрясти все это в своем мозгу:
— Невероятно… я… я хочу сказать, как ты могла такое подумать?
Похоже, он был совершенно ошеломлен. Алекс обернулась к Саймону, надеясь получить объяснения. Почувствовав, что бедная девочка лишилась дара речи, а также опасаясь того, что она может сказать, когда вновь обретет способность говорить, Саймон поспешил вмешаться:
— Алекс имеет в виду, что она неправильно истолковала некоторые, хм… некоторые ситуации. Как и я сам, откровенно говоря! — добавил он отчаянно, заметив угрожающий взгляд Алекс. Убедившись, что ему не остается ничего, кроме как говорить правду, Саймон глубоко вздохнул. Не так-то легко пренебречь привычкой всей жизни. — Видишь ли, мне показалось, что ты и я со временем, так сказать, можем стать ближе друг другу…
Выражение недоверия и ужаса, появившееся на лице Ника, могло бы лишить надежды самого заядлого оптимиста, но сейчас Саймон был озабочен только тем, чтобы спасти лицо. Он торопливо продолжил:
— Но вскоре я убедился, что мы с тобой… ну, как это… — играем за разные команды. Может быть, я немного спутал вам карты, намекая на что-то такое, но разве я так уж виноват? Честно говоря, с самого начала было видно, что вы без ума друг от друга, ну и я, конечно, немного приревновал — не без того. Неужели вы в самом деле думали, что никто не заметит, как вы бегаете друг от друга? Что никто не заметит ваших робких мимолетных взглядов? Не будьте детьми!
Он воззрился на них с суровым упреком — как на двух младшеклассников, застигнутых на кухне с куском пирога в руках, и удовлетворенно улыбнулся, заметив их смущение.
— Нет, можно просто с ума сойти! Они думали, никто не знает! Даже один про другого!
Его тон проницательного превосходства был бы совершенно невыносим, если бы за ним не чувствовалось озорного юмора. Все-таки какое громадное облегчение, что он не собирается убить их обоих!
— Ты хочешь сказать, что не сердишься?
После того как Саймон месяцами надоедал ей причитаниями и разговорами о Нике, Алекс с трудом верилось, что он так легко распрощался со своими надеждами. Господи, а ведь она когда-то даже подбадривала его! Это же надо так ошибиться во всем, особенно в своих собственных чувствах! Ведь Саймон буквально бредил Ником, а она по опыту знала, как дьявольски настойчив он бывает.
— Сержусь? Нет. Возможно, разочарован. Да и вообще все обернулось как нельзя лучше. Мне даже легче от того, что теперь это все меня не касается. Знаете, некоторое время назад меня посетила грустная мысль: я теряю форму. Но теперь я будто заново родился!
Он картинно воздел руки к небу, но в этом театральном жесте содержалось зерно правды. Саймон начинал понимать: его чувства к Сержу гораздо больше походили на настоящую любовь, чем бурная страсть к Нику. Не говоря уж о том, что Серж гораздо больше нуждался в его великодушии и поддержке. Чувствуя себя новоявленным мессией, Саймон поднялся с дивана, благосклонно посмотрел на обоих друзей и предложил им кофе таким тоном, словно они только что болтали о погоде.
— Я уверен, вам не помешает перекинуться парой фраз, пока я вожусь на кухне. Ведь вам о многом нужно поговорить.
Он был так упоен своим новым образом, что, казалось, вот-вот начнет протирать воображаемый нимб. Но его друзья были не из тех, кого легко одурачить.
— Не беспокойся за нас, — сухо ответил Ник, и Саймон удалился, по дороге вознося себе мысленные похвалы.
В дверях он остановился и с подкупающей искренностью сказал:
— Ник, я не хотел сказать ничего дурного о снимках. Они действительно чудесны, — и исчез за углом, словно видение Мадонны.
Когда они остались с Алекс наедине, Ника неожиданно охватило смущение. Предстояло столько всего сказать, обсудить, объяснить — и ни один из них не знал, с чего начать. Ник машинально тасовал фотографии. Он вдруг подумал, что легче всего разрядить атмосферу действиями, а не словами. Передав снимки Алекс, он стал внимательно следить, как она перебирает их, задерживаясь на некоторых подольше, другие бегло откладывая, возвращаясь к уже просмотренным снова и снова. Это была действительно выдающаяся работа. Ник так нежно и бережно воспевал чувственность почти обнаженного тела Алекс, что даже у самого поверхностного зрителя не осталось бы сомнений: модель и художника связывают не только профессиональные отношения.
Как и большинство людей, Алекс терпеть не могла собственные снимки, но эти — она вынуждена была признать — ей льстили.
«Однако приятно быть объектом страсти фотографа», — мелькнуло в ее голове. От одной этой мысли уши Алекс порозовели, и Ник, вероятно, почувствовал, что с ней творится. Он протянул руку, чтобы взять у нее фотографии.
— Думаю, нам надо поговорить.
Алекс поежилась:
— Не представляешь, как я ненавижу эту фразу.
— Ну да, я тоже. Но очевидно, кое-что мы должны прояснить не откладывая…
Начало было многообещающим, и она вопросительно взглянула на него, довольная тем, что он первым решился выложить карты на стол. Это, однако, оказалось труднее, чем он предполагал. Алекс поняла: хотя между ними оставался тысяча и один нерешенный вопрос, Ник пойдет по классическому мужскому пути наименьшего сопротивления, будет мямлить и медлить до тех пор, пока она не подскажет ему нужные слова. Косноязычие среднего самца человека иногда приводило ее, как и все остальное женское население планеты, в горькое отчаяние, и этот образчик, кажется, не исключение. Интересно, отчего они такие — просто от трусости или от неспособности выразить свои чувства законченным предложением? Как бы то ни было, ей снова пришлось столкнуться с мужчиной, который не в состоянии преодолеть мальчишеской беспомощности или даже страха перед перспективой открыть свое сердце любимой.
