«Как это похоже на реальную жизнь! — подумала Элен. Как жаль, что Ко кто умер в тысяча девятьсот шестьдесят третьем… Если б он еще пожил, то сколько сильных стихов мог написать… Да и не только стихов. Ведь последние годы он работал в кино».
— Устала? — заботливо поинтересовался Стивен Корнуэлл.
— Нет, — с улыбкой ответила Элен.
Удивительно, но работа с этим человеком доставляла ей истинное удовольствие! Казалось, он стимулировал Элен своей внутренней энергией, заряжал ее, словно подзарядное устройство — автомобильный аккумулятор, который еще вовсе не исчерпал свои ресурсы, а просто-напросто слегка подразрядился из-за чьей-то оплошности. Либо по причине того, что на автомобиле долгое время не ездили. Ведь автомобиль-то и существует для того, чтобы на нем ездить. Все детали должны работать, притираться друг к другу, входить друг с другом в зацепление. Аккумулятор должен тоже все время находиться в работе. То он подразрядится, то подзарядится. И так — все время, которое ему отпущено в этой жизни. Во всяком случае, так должно быть. А если он не работает, то очень быстро разряжается, портится и, в конце концов, выходит из строя.
То же самое — с жизнью человеческой.
То же самое — с нашими чувствами.
В особенности, с любовью.
Потому что без любви человека нет.
Без любви есть только бездушный механизм.
Робот. Двуногий автомат.
Но ведь люди — это не автоматы!
Элен даже улыбнулась такому сравнению. Оно показалось ей смешным. И она не преминула рассмеяться во весь голос.
— Что такое? — всполошился Стивен. — Что-нибудь не так? Я смешно выгляжу?
— Нет, — отвечала Элен. — Ничуть не смешно. Ты нормально выглядишь.
— Почему ж ты смеешься? — не понимал Стивен. — Что во мне смешного?
— В тебе пока ничего смешного не вижу, — произнесла Элен. — Поэтому не беспокойся. А если увижу, то сразу об этом скажу. — добавила она. — Может быть, ты переутомилась? — забеспокоился Стивен Корнуэлл.
— Ничуть, — сказала Элен, потом призналась: — Почему-то мне с тобой очень легко работается. Даже намного легче, чем с Джоном. Во сто крат легче. Хотя я считаю, что и с ним мне в тот раз очень повезло. Он многому научил меня. Если бы не он, то я, разумеется, не смогла бы столь эффективно работать сегодня с тобой.
— Ты удивительная женщина, — снова признался Стивен. — Я думаю, что таких больше нигде нет.
— Можешь в том не сомневаться, — не стала перечить ему Элен. — Ведь я — француженка, да еще не такая как все…
— Вот-вот! — радостно подхватил Стивен. — Особая француженка… Другой такой нет, это точно!
— Да, — опять согласилась Элен. — Так что ты не обижайся… Я смеялась просто своим мыслям… Иногда, знаешь, интересные вещи вспоминаются…
— И о чем ты вспоминала? — полюбопытствовал Стивен.
— О разном, — честно ответила Элен. — О поэзии и поэтах. О любви и об автомобильных аккумуляторах. Ну и вообще, о жизни в целом. Жизнь — это ведь такая интересная штука!
— Еще бы! — воскликнул Стивен. — Я, например, видел твою фотографию, ее мне показывал Джон, но я совершенно не ожидал увидеть тебя такой, такой… — он внезапно умолк, стараясь отыскать нужное слово.
— Какой? — переспросила Элен.
— Неземной! Вот! — выпалил Стивен и тут же смутился. Лицо его налилось алой краской. Глаза засияли каким-то внутренним светом. На секунду мелко дрогнула нижняя губа.
Целая гамма чувств, переполнявшая только одного мужчину, но какого — Стивена Корнуэлла! — не могла пройти незамеченной от цепкого взора Элен. Ведь женщина, особенно если она влюбленная женщина, всегда похожа на кошку. Красивую, чувственную, внимательную, ласковую, настороженную. Элен хорошо знала о том, что и сама она во многом сродни такой кошке. Но это ничуть не раздражало ее, а, напротив, радовало и лишь придавало жизненных сил.
— Мне приятно это слышать, — мягко произнесла Элен. — Думаю, что это — правда, а не комплимент…
— Нет-нет, конечно… — забормотал Стивен.
— Что «нет-нет»? Правда? Или сладкая ложь? — полюбопытствовала Элен с улыбкой. Как-то само собой получилось, что в эту улыбку она вложила максимум очарования, дарованного ей природой,
— Правда, — ответил Стивен.
— Ты мне тоже очень нравишься, — внезапно выпалила Элен. Эти слова произвольно вырвались у нее. Потому что были продиктованы чувствами, а не разумом. На какое-то мгновение чувства подчинили ее разум. Но Элен не жалела об этом. Ничуть.
После слов Элен Стивен покраснел еще сильнее.
Чувствовалось, что между молодыми людьми возник особого рода магнетизм, появилось особое напряжение, правда, отнюдь не отталкивающего, а, напротив, весьма притягательного свойства.
«И это напряжение, — поняла Элен, — вскоре перерастет в самый что ни на есть сильный грозовой разряд. Нас тянет друг к другу с неодолимой силой… Боже мой… Могла ли я хоть когда-нибудь представить, что такое случится со мною?..».
Но от этих мыслей у Элен только еще слаще защемило сердце, и ей хотелось петь, смеяться, веселиться, прыгать от счастья. Жить странной и необычной жизнью нормальных безумных влюбленных. Настоящих влюбленных…
— Если ты не устала, — хрипловатым голосом произнес Стивен, стараясь совладать с переполнявшими его чувствами, — то давай будем работать дальше.
— Давай, — согласилась Элен, — я готова, — она постаралась унять дрожь в руках. Надо было собраться, сосредоточиться. Просто необходимо записать сегодня хотя бы одну сторону альбома. А может, и большее число песен. Как получится. По крайней мере, кое-что можно записать и вчерне. Если что-то не получится, то можно еще сделать дубли. Или сегодня, или в другой раз.
— Начали, — сказал Стивен Корнуэлл.
Элен снова запела.
Это была довольно-таки мощная композиция. Надо признать, Николя вложил в нее всю свою душу. Такое чувствуется сразу. Тяжелый ритм, глубокие аккорды, кричащие диссонансы… Но все это складывалось в крепкую песню. Песню, которая, наверняка, запомнится многим.
Песню эту Элен пела резко, с болью, с надрывом. Ее как раз так и надо было петь. «Мясная лавка» Раймона Кено. Настоящее имя поэта было — Мишель Прель. Но он предпочитал подписывать свои произведения псевдонимом: Раймон Кено. Так ему больше нравилось.
Голос Элен, казалось, заполнял всю студию. Он был словно вода, вырвавшаяся из не выдержавших сильного напора шлюзов.
По улицам Парижа
брожу среди людей и грусть веду на привязи,
чтоб не вспугнуть детей.
Сыры, куски свинины,
продукты всех сортов,
кровавые витрины,
прилавки мясников
Лежит в углу теленок,
тоскою полон взгляд,
и это я, быть может,
а может быть, мой брат.
Не расставаясь с грустью
сажусь я на скамью,
и, развернув газету,
я снова узнаю о бедах,
и несчастьях, и всевозможном зле,
о страшных преступленьях,
насильях, наводненьях,
войне, землетрясеньях,
страданьях на земле,
и это утешенья не приносит мне.
— Мне это тоже не принесет никакого утешенья, — сказал Стивен, когда Элен закончила пение. — Но зато сильно утешает твое исполнение, Элен. Думаю, что альбом должен принести успех.
