Элен вздохнула и посмотрела на свое красивое тело.
Голой она сегодня проснулась потому, что вчера у нее не было сил даже просто натянуть на себя ночную рубашку.
Впрочем, это даже хорошо, что вчера она не нацепила эту дурацкую рубашку. Оказалось, куда приятнее спать голой, чем в какой-то тряпичной сетке. По-другому не скажешь. Словно птичка, которую заарканил птицелов. Но она же не птичка! Она же — Элен!
Молодая красивая женщина, по которой с ума сходит этот милый мужчина Стив Корнуэлл.
Дневной свет просачивался сквозь шторы. Элен спрыгнула с постели, резво, словно пятнадцатилетняя девочка, подбежала к окну, раздвинула шторы. Солнце брызнуло ей в лицо. Элен даже зажмурилась от этого яркого и светлого потока, несущего радость, и легкость, и нежную мечту… Мечту о вечной любви.
Элен босиком прошлепала в ванную комнату. Включила теплый душ. Он возвращал ей чистоту и спокойствие. Чистоту не только тела, но и всех помыслов души. Он смывал с нее все то, что она хотела смыть: ложь, лицемерие, фальшь. Вода не обманывала. Она никогда и никого не обманывала. Это было не в ее правилах.
Вода прогоняла остатки сна, бодрила, помогала почувствовать вкус к жизни.
Элен всегда мечтала заставить себя резко чередовать горячую и холодную воду. Принять хоть разок в своей жизни контрастный душ. Но все никак не могла себя принудить это сделать. Несмотря на то, что многие ее подруги и друзья расписывали прелести такого контраста.
— У меня белоснежная кожа блондинки, — оправдывалась Элен перед подругами, — нежная плоть, мягкие губы, прозрачные груди… Я не могу заставить себя издеваться над моим собственным телом… Это выше моих сил… И потом, даже если и меняю иногда свои привычки, то уж эта-то как раз к такому разряду не относится…
Элен посмотрела на себя в зеркало. Голая Элен перед голым зеркалом. Два голых существа в этой душистой комнате.
Красивые тонкие руки, красивый овал лица, красивая талия, красивые, слегка оттопыренные ягодицы…
Элен вытирала свое тело махровым китайским полотенцем. Полотенце коснулось ее почти совершенных грудей — упругих, округлых, со слегка удлиненными сосками, холодной гладкой кожей, один вид которой — она знала это — возбуждал мужчин.
Как только полотенце коснулось живота и бедер Элен, она почувствовала легкое возбуждение. Разумеется, она совершенно не зациклена на сексе. Секс — лишь естественное продолжение любви, как и любовь — естественное продолжение секса. Но все же без секса никакой любви нет.
Элен вспомнила о том, как это однажды произошло. Тогда она была еще совсем девчонкой. И вот однажды в ванной… Когда вот таким же образом полотенце коснулось ее живота и бедер и потом оказалось между ног… Ах, как хорошо… Как сладко… Спина девочки выгнулась дугой, и ноги она широко развела в стороны, и блаженное удовольствие заполнило ее всю без остатка… Могла ли хоть когда-нибудь до этого момента даже предположить эта девочка Элен, что на свете, оказывается, существуют и минуты райского блаженства? Сколько же было Элен, когда это впервые с ней произошло? Двенадцать? Тринадцать? Четырнадцать?
Сейчас она этого уже точно не помнит.
Но с тех самых пор, когда она впервые испытала это блаженство, забыть его уже не смогла никогда.
Потом она поделилась своим открытием с подругами. Но, оказывается, для большинства девочек ее возраста это вовсе не было открытием.
Пока кто-то из старших девочек, однажды случайно подглядев, как Элен занимается этим прямо в туалете, в лицее, не донес патронессе на нее. Ах, как та тогда расходилась… Чего только ни наговорила… Хорошо еще, что будучи женщиной, все-таки поняла ее… Возможно, и сама в юные годы этим грешила… Но, как бы там ни было, ни о чем не стала рассказывать ни отцу, ни матери Элен…
Элен не замедлила присмотреться к красивым, на ее взгляд мальчикам, которые жили с ней на одной улице. Однажды она «попробовала» с одним из таких мальчиков прямо в подъезде…
Так что секс, можно сказать, давно вошел в жизнь Элен. Впрочем, она и по сей день не видела в этих фактах ничего плохого. В конце концов, каждый человек познает мир своими методами. И никому не запрещается соприкасаться с жизнью, входить в нее своими, индивидуальными путями, получать от нее удовольствие и радость, а не одни только пинки и тумаки.
В жизни и так предостаточно грязного, мерзкого, злого.
Отчего же человек хоть когда-нибудь не может позволить себе маленькие радости? Тем более, что они не противоречат его естеству.
Элен еще раз осмотрела себя в зеркале. Тонкая лодыжка, узкая ступня с длинными пальцами, маленькие светлые волоски на голени. Они почти незаметны. Можно, конечно, намазаться специальным кремом. И все дела. Но — не хочется. Тем более — выщипывать. Какая гадость!
Пусть все останется таким, как это было когда-то задумано природой. Естественным.
Лучше всегда оставаться такой, какая ты есть, самой собой. Элен просто не переносила ни кричащего грима, ни духов с резким запахом. В человеке все должно быть естественно…
Нельзя сказать, чтобы Элен уж очень следила за веяниями моды. Но она и не уходила от нее. Она всегда знала, что модно, а что — нет. Она любила красивую одежду.
Одежда помогала Элен погружаться в тепло. Она помогала ей отгораживаться, замыкаться, уходить в себя, как улитка в раковину. Конечно, Элен вовсе не походила на улитку. Она была весела, разговорчива и общительна. Но все эта были лишь внешние проявления ее глубокой натуры. Самого сокровенного она не рассказывала никогда и никому. Таково было одно из ее жизненных правил. Поэтому Элен вполне могла «уйти в себя» посреди шумной толпы, на танцах, на вечеринке, в актовом зале, в ресторане — где угодно.
И этим своим качеством она также безмерно гордилась. Она считала, что оно помогает ей жить. Может, так оно и было. Слишком глубоко Элен об этом не думала. Потому что хорошо понимала: не следует этого делать. Ради своего же собственного спокойствия. Зачем будить спящую собаку — свое подсознание, тайные желания? Не ровен час — они сами проснутся и дадут о себе знать. И уж вряд ли такое понравится самой Элен.
Это она понимала внутренним женским чутьем. А уж чутье представительниц прекрасного пола никогда не подводит. В дебрях женского чутья, как и женской логики, может запутаться только мужчина! Но уж никак — не женщина!
Элен знала, что нравится многим, в том числе и Николя. Но именно нравится, и не больше. Даже если б кому-то взбрело в голову объясниться ей в любви, а такое иногда бывало, в особенности на студенческих вечеринках, где кое-кто умудрялся напиваться вдрызг, — даже если б кому-то пришло в голову, Элен без труда бы отделила зерна от плевел. Настоящее от фальши. И в том она тоже была бы обязана своему женскому чутью.
