Сергей снял очки в тонкой золотой оправе и начал задумчиво полировать стекла. Идиотская модель, хоть и стильная. Переносицу натирает.
Катерина-Екатерина очки не носит, но если бы носила — наверняка выбрала удобную оправу. Она и одета так, как ей удобно — скромно, со вкусом, но без вычурных изысков.
Женщины, окружавшие его на работе, изыски обожали. Секретарша Ритка, например, носила такое декольте… Скажем так, декольте практически непринужденно сливалось с разрезом юбки, а поскольку работа у Ритки была в основном сидячая, создавалось стойкое ощущение, что Ритка вот-вот выскользнет из своей одежды, оставшись в чем мать родила. Впрочем, Ритку это вряд ли способно смутить…
Хватит думать о бабах! Пардон, о женщинах. У него есть куда более насущная проблема — Анюта!
При мысли об Анюте у Куприянова немедленно заболел висок. Господи, ну неужели семейные отношения всегда становятся такой проблемой?!
Повинуясь внезапному импульсу, он начал яростно тыкать в кнопки мобильника, набирая номер Анюты. Ответила она сразу.
— Привет, Серега. Чего надо?
Он знал, что у нее определитель, сам ей покупал сим-карту, но все равно разозлился. Во времена ЕГО молодости телефонный разговор начинался более неспешно и вдумчиво…
— Здравствуй, маленькая. Я на секунду. Не хочешь поужинать сегодня со мной?
Тишина. Анюта обдумывает предложение. В паузе орет музыка — та самая, которую Анюта постоянно ставит у него в машине. Набор шумов и скрежетов чего-то железного. Та самая музыка, которую он лично за музыку не считает…
Анюта обдумала.
— С тобой опять припрутся старые хмыри, типа, коллеги по бизнесу?
Он всего два раза в жизни совершил эту ошибку — взял Анюту с собой в ресторан на деловые обеды. Первый раз она сидела и злилась, второй раз Куприянов вспоминать не любил.
— Нет, детка, только ты и я. Но ты уж будь любезна, оденься, как положено.
— Ну-у… ладно, перец. Только ради тебя.
Судя по голосу, Анюта сегодня была в настроении. Впрочем, это еще ничего не значило. Настроение у нее менялось по двадцать раз за час, так что ни о чем это не говорило. Раньше он пытался подстраиваться, в последнее время махнул рукой.
Главное — заказать ДВА десерта. Куприянов много лет силился разгадать загадку: почему женщины так любят пробовать чужой десерт, типа ванильного консоме, предварительно бурно отказываясь от него. В случае с Анютой Куприянову уже давно приходило на ум, что надо сначала заказывать один, делать вид, что он ему не понравился, отдавать его Анюте, а потом со спокойной душой заказывать себе второй такой же. Правда, неизвестно, что в этом случае может отчудить эта девица — например, уронить свою порцию на официанта…
Пользуясь хорошим настроением Анюты, Куприянов быстренько договорился с ней о встрече у него в офисе. Пока все складывалось удачно — до конца дня он поработает на месте, сделает несколько важных звонков, а значит, завтра ему не придется приходить на работу слишком рано.
Немая сцена продолжалась довольно долго, после чего Катерина решительно хлопнула ладонью по столу, едва не опрокинув вазочку с горчицей на Шурку.
— Нет, нет и еще раз нет. Куприянов, СОВЕРШЕННО исключается.
— Это почему это?
— Во-первых… во-первых, он старый!
На самом деле Катерина понятия не имела, сколько Куприянову лет. Возможно, в этом смысле она была раритетом, потому что все остальные сотрудницы фирмы это наверняка уже выяснили. Да и вообще, учитывая ее собственные тридцать четыре, а в особенности Шуркины тридцать девять… Как говорила героиня одного советского фильма, «в тридцать пять можно выйти за что угодно!»
Шурка поджала чувствительные губы — аккуратно, чтобы не стереть помаду. Наташка завела глаза к потолку и протянула:
— Ну я не знаю… Единственное, что меня настораживает, так это пункт про отсутствие жены и детей. Поговаривают, что Куприянов часто видится с молодой выдрой, у которой есть дочь…
Катерина даже удивилась тому, как сильно ее расстроило это сообщение. Она постаралась скрыть это — и в результате в голосе совершенно ярко прозвучали ревнивые нотки.
— Думаешь, это его ребенок? И его бывшая?
Шурка ехидно заметила:
— Раз до сих пор встречаются — почему бывшая? Но я разочарую нашу белокурую сплетницу. Это не его бывшая. Куприянов никогда не был женат. Однако, учитывая, сколько времени он проводит с ЧУЖОЙ дочкой, можно серьезно задуматься. Как правило, это свидетельствует о далеко идущих планах в отношении мамаши.
Катерина подавила естественное желание все-таки вылить горчицу на Шурку и спокойным — как ей казалось…ну, хотелось надеяться — тоном сказала:
— В любом случае, Куприянов меня совершенно не интересует.
Шурка не сдавалась.
— Если у него с молодой выдрой все серьезно — тогда не интересует. А если нет? Во всяком случае, у меня в свое время ничего не получилось.
Катерина в ужасе воззрилась на Шурку. Если ничего не получилось у самой Лебединской — на что может надеяться она?!
— Он тебя отверг?
— Голубкова, как ты выражаешься? Так говорят только в романах девятнадцатого века. У нас с ним не срослось — это точнее.
Наташка неожиданно выступила в роли Голубя Мира.
— Шурочка, Катя в любом случае может попрактиковаться на нем. Поговорить, пофлиртовать, разузнать какие у него интересы…
Катерина мрачно уставилась на белокурого голубя.
— Зачем это? Если он все равно…
— Отработаешь технику. Кроме того, ты описала мужчину его типа. Пусть в итоге будет не Куприянов, пусть кто-нибудь похожий — а ты уже оп! — и все про него, знаешь.
Катерина с сомнением посмотрела на подругу.
— Ты предлагаешь мне использовать Куприянова в качестве тренажера?
Наташка и Шурка неистово закивали. Катерина нахмурилась еще сильнее.
— И каким же это образом я буду на нем тренироваться? Он вице-президент фирмы, а я — «подай, принеси, пшла вон». Мне его с утра начинать подкарауливать, или завести привычку пить кофий на двадцать шестом?
— А ксерокс? Ты же уже пробовала — получилось!
— Ваш Куприянов что, тупой? Он же догадается.
Наташка заерзала на стуле.
— Ой, девочки, прям не могу — до того охота пойти и отксерить на двадцать шестом хоть что-нибудь!
Шурка мрачно буркнула:
— Не забудь, ты невеста. Уже второй год пошел…
— Шура, ты злая. Мы с Максом помолвлены всего полгода. Потом, я же не отдаваться Куприянову иду на ксероксе, я так, для тонуса.
— Перебьешься. Катька, не бэ! Ни о чем Куприянов не догадается. Мужики такие дураки…
