Я совершенно беззащитна. Но это не пугает, когда он рядом.
Почему? Почему я так ему доверяю? Он никто. Чужой человек. Он намерен засадить моего отца в тюрьму. Да и со мной не станет церемониться.
Но я не собираюсь ничего анализировать. Только не теперь.
Адам расстегивает ремень. Вынимает из шлеек и оплетает им мое горло. Не затягивает. Но я начинаю кашлять просто от ощущения жесткой кожи на шее. Тогда мужчина моментально ослабляет хватку.
Я пытаюсь что-то сказать. Наверное. Я вздрагиваю всем телом, когда огромный член прижимается к моему лону.
— Ты такая мокрая, — шепчет Адам, склоняясь надо мной. — Мне придется взять тебя под арест.
Судорога сводит низ живота, мышцы напряжены, натянуты до предела. Этот мужчина погружает меня в бездну. И нет никакого желания сопротивляться, выныривать на поверхность.
Я увязаю в его объятьях, будто в зыбучих песках.
Он тянет ремень назад, заставляя меня прогнуться, прижаться к его бедрам, к гигантской возбужденной плоти. Крупная головка скользит по лону, не проникает, просто дразнит, заставляя изнывать от неудовлетворенного желания.
Сдавленный выдох и не менее сдавленный вдох.
Я совсем себя не контролирую.
Я не могу…
Не хочу противиться.
Адам продолжает дразнить меня, доводя до изнеможения. То ослабляет поводок, позволяя прислониться горячим лбом к ледяным прутьям тюремной решетки. То вновь натягивает, впечатывая в собственное тело.
Я сама не осознаю, как начинаю о него тереться, льнуть плотнее, умолять о большем, о гораздо большем.
— Ты понимаешь, о чем просишь, Ева? — он шлепает меня по ягодице.
И я содрогаюсь, впечатление, будто кончу сейчас. Взорвусь и застыну, расколотая на части, разорванная на куски.
Меня лихорадит. Озноб отчетливо ощущается под моей разгоряченной кожей. Меня прошибает пот.
— Да, — выдаю тихо.
Адам отстраняется.
— Пожалуйста, пожалуйста…
Я умру, если он не вернется.
Металлический лязг. Наручники отстегнуты от решетки.
Я свободна. Зачем? Я не успеваю запротестовать, не успеваю ничего сказать.
Адам толкает меня на колени, давит между лопаток, принуждая вжаться грудью в пол, еще сильнее задрать задницу.
— Испугалась? — спрашивает насмешливо.
Стучит членом по лону.
У меня сводит скулы. Даже десны болят, ноют от немыслимого напряжения. Жуткое наваждение захлестывает.
Адам резко натягивает ремень, перекрывает воздух на мгновение, и входит внутрь толчком. Грубо. Мощно. На всю длину. Заполняет единственным движением.
Я хочу закричать, но из горла вырывается лишь хрип.
Он дергает ремень, заставляя меня запрокинуть голову назад.
Я задыхаюсь.
Он любуется выражением моего лица. Потом вдруг отпускает, позволяя рухнуть вниз, распластаться на полу и глухо простонать.
Я почти соскальзываю с его члена, но внутренние мышцы продолжают мелко, судорожно сокращаться вокруг твердой пульсирующей плоти.
Адам поглаживает меня по спине, задирает юбку еще выше, к груди, а после его пальцы пробираются под бюстгальтер, играют с моими сосками.
Ремень уже не душит, не сковывает шею. Но воздуха все меньше.
Я открываю рот, а слова не идут.
Я чувствую себя беспомощной. Поверженной. Раздавленной. И в то же время я этим упиваюсь. Мне нравится сдаваться, покоряться этому человеку. Темному. Жуткому. Неизвестному.
Я полностью отдаю ему контроль.
Хотя нет.
Он сам берет все, что пожелает. И не спрашивает. По праву хищника, по праву сильнейшего.
— Раз уж ты снова появилась на моем пути, грех этим не воспользоваться, — спокойно продолжает Адам.
Почему возникает такое чувство, будто он легко может превратить мою жизнь в настоящий ад?
Рывок назад и толчок внутрь меня.
Перед глазами мелькают слепящие вспышки. Сердце стрекочет как бешеное, давит на ребра.
Адам точно наездник. Управляет мной, как животным. Ремень использует в качестве поводьев. Тянет, вынуждая подаваться назад. Насаживает на свой раскаленный от возбуждения орган.
Он ускоряет ритм, подгоняет меня под себя. В его умелых руках я превращаюсь в расплавленный воск, растекаюсь по полу. Податливая. Гибкая. Безвольная.
Его огромный член бьет вглубь, не ведая пощады, заполняет до отказа. Как таран, как молот. Внутри не плоть. Внутри железный поршень. Движется настолько жестко, будто готов пронзить насквозь. Разорвать. Растерзать.
Я теряюсь в безумном темпе.
Адам трахает меня так, что мозг отключается.
Он достает до таких точек, до которых никто и никогда не сумел бы достать. Он знает мое тело лучше, чем я сама.
Или мое тело знает его? Признает законного хозяина.
Рывок. Толчок. Снова рывок. Толчок.
Все сливается, плывет перед глазами. Я забываю, где я. Я забываю, с кем я. Я обо всем забываю. Я даже не уверена, что помню, кто я.
Царапаю холодный пол, ломаю ногти.
Все мои крики замерзают. Остаются глубоко внутри. В горле, что обвито кожаным ремнем.
Адам опять ослабляет хватку, позволяя дышать часто-часто, жадно ловить воздух, но не прекращает сокрушительных толчков. Он движется быстрее. Жестче. Берется за бедра, натягивает на себя. Его удары становятся короткими, отрывистыми.
Я будто падаю вниз с отвесной скалы.
Кричу. Но Адам опять дергает ремень на себя. И крик резко обрывается.
Я срываюсь на хрип.
Мои глаза закрыты. Или распахнуты настежь?
Я вздрагиваю снова и снова. Как одержимая дьяволом. Конвульсивная дрожь охватывает тело.
Меня накрывает оргазм.
Я кончаю. И не могу остановиться. Я не представляю, сколько это все длится. Я поднимаюсь все выше. И падаю. Вниз. Разбиваюсь. Раз за разом.
Адам ни на миг не прекращает трахать меня. Насаживает на член. Беспощадно. Безжалостно. Яростно.
Я ощущаю, как набухают вены на его каменном органе. Пульсация нарастает.
А потом внутрь ударяет струя спермы.
Адам накрывает мой рот ладонью. Другая его ладонь скользит по моему животу, опускается ниже. Пальцы сжимают клитор. Сильно, ритмично. Заставляют меня взорваться.
Я дергаюсь. Кричу. Бьюсь в его руках.
— Этой ночью не надевай нижнее белье, — говорит Адам.
— П-почему?
— Потому что оно тебе не понадобится.
— Я не…
— Тихо, — резко обрывает.
Звук открывающегося лифта. Шаги. Крадущиеся, очень осторожные.
Адам быстро сдвигает мою юбку так, чтобы все снова стало прилично. Прикрывает счесанные о пол колени, поправляет блузу. Снимает ремень с моей шеи. Заставляет подняться.
— Какого черта здесь происходит?! — худощавый пожилой мужчина подходит к решетке.
— Допрос, — невозмутимо отвечает Адам, заправляя ремень обратно в брюки.
Мужчина окидывает всю сцену взглядом, хмурится.
Пусть я и одета, мой вид оставляет желать лучшего. Создается впечатление, будто меня оттрахало все здешнее отделение.
— И как же ты ее допрашивал? — хмыкает.
— Душил, — усмехается. — Ремнем.
— Что? — его глаза округляются.
— Зато теперь мы знаем, что она и правда не в курсе дел собственного отца.
— Ты шутишь?
— Нет. Ты же можешь рассмотреть следы на ее шее?
— Ты обезумел.
— У меня свои методы.
— Я не верю, что ты действительно…
— Продолжим потом. Мне нужно проводить эту милую леди к выходу.
Адам берет меня под локоть и ведет по коридору.
— Тебя накажут? — спрашиваю тихо.
— Сделают выговор.
— И все?
— У меня высокий процент раскрываемости. Никто не станет рисковать таким ценным сотрудником.
— Какой процент?
Он заталкивает меня в лифт.
— Девяносто девять, — потом вдруг ухмыляется. — Было бы сто, если бы ты не путалась под ногами.
— Но я же тебя не заставляла.
— Разве?
Створки лифта смыкаются, и Адам прижимает меня к стенке. Сжимает плечи, после сдавливает грудь.
— Ты выскочила на дорогу. Полуголая.
— Я была одета.
— Сперва я решил, что твой дружок снял тебя на ночь.
