то возместит ли он мне аборт. Пока я об этом думала, Елена вдруг обняла меня. Она уже полчаса сидела с грустной коровьей улыбкой, смотрела на меня грустным взором, но никто не придавал этому значения… и она меня обняла.
– Подумать только!.. Ведь ты могла бы быть моей дочерью!
Все удивленно умолкли, я внутренне содрогнулась от непонятного отвращения, а она вдруг помрачнела и вышла.
– Что она имеет в виду? – прищурилась Лера.
К счастью, говорить об этом нам не пришлось: в каморку вошел один из официантов и сообщил:
– Тэйбл!
И я вскочила, по привычке вскинув руку, словно за партой.
– Я!
II. Корейцы: русские, корейские и… немецкие.
Рабочая ночь прошла своим чередом.
Стол-стэйдж-стол-стэйдж. Все морщились, ахали, но за столы ходили с затаенным ощущением превосходства. Особенно, когда официанты влетал не просто со словом «тэйбл», а с конкретным «ты, ты и ты, тэйбл!» Теперь уже никто не рвался на стэйдж.
Все уловили суть работы и хотели больше бабла.
У всех с непривычки болели ноги. Я танцевала, словно Русалочка. Словно босиком по разбитым стеклам. И без всякого стимула в виде Принца, хоть я и в любилась в первый же вечер в молодого певца из банды, как Елена называет клубную группу. Если Лерка узнает, что я влюбилась в него, она меня из кровати вышвырнет. И так уже меня в чем-то подозревает, увидев, как я смотрела концерт корейской попсы. Пришлось ей напомнить, что расизм – это гадко и некрасиво. И приписать цитату мистеру Кану, который наполовину кореец.
– Ха! – не смутилась Лерка. – Когда мистер Кан в черных очках, он даже близко не похож на корейца. И, вообще, он русский наполовину.
– Немец, – сказала я.
Эта информация сбила Лерку с темы.
***
Утром, после работы, когда девки ждали, пока им разогреют рис в минимаркете, я торчала на улице, в надежде случайно встретить певца. Встретила. Он улыбнулся, проходя мимо и подмигнул мне, сказав по-английски: «Привет!»
Как и два дня до этого.
Я покраснела, побледнела и промычала что-то в ответ.
В своих мечтах я легко отвечала на его флирт, шутила, улыбалась и стреляла в него такими пылкими взглядами, что под слоем мускулов, начинало плавиться его корейское сердце.... В жизни я обмирала, как человек, пораженный молнией и издавала горлом странные звуки. Певец удивлялся, слегка пугался и отступал. Я снова ощущала себя Русалочкой.
Беспомощной и немой.
Девки, тем временем, вышли, обсуждая вечную тему первой любви.
Оказалось, что я из всех нас самая ранняя. В пять лет впервые влюбилась, а Криста – поздняя. Аж, в пятнадцать. Наверное, потому что Дима жил не в ее дворе. Об этом они и так знали, поэтому принялись расспрашивать, как именно все произошло.
Про молодого Диму.
Я честно задумалась и… не сумела вспомнить. Эта любовь, казалось, родилась со мной. И рассказала другое: как мы все вместе были на даче. Семьями. Как он копался в моторе отцовских «жигулей». Гладкий, мускулистый, словно отлитый из солнца, и густая черная челка падала ему на глаза. Как я стояла рядом, привстав на цыпочки и подавала ему инстурументы, а Дима улыбался мне белыми зубами.
Моя бабка и его родители сидели поодаль, под навесом. А на лужайке, на полотенцах, развалились Оксанка и моя мать. Дима улыбался мне, что-то говорил, но слов я не помнила. Только белые зубы на загорелом лице…
Да, правильно, загорелом. Он не всегда был таким алебастровым и бывал на солнце…
Я вздохнула, мечтательно задрав подбородок к небу. Вспомнился запах мазута, диминой кожи и нагретой пластиковой крышки на банке с водой.
Певец запахнул на грудях пиджак и исчез из моих фантазий. Дима сменил его, поднявшись из-за стола.
– …ты вся дрожишь, – как наяву сказал его голос.
И я действительно задрожала. Запах кожаной обивки дивана ударил в нос, как на самом деле. Я резко села, опустила вниз голову и заткнулась.
29.08.99 г.
I. Если ли лыжи не едут, – не по моде обутый…
Сегодня весь день бродили по городу. Самое яркое впечатление? Мода! Они носят что-то в стиле «Маленький Мук». Ботинки с длинными, как у лыж, носами. Ходить в этом жутко неудобно. Модники ковыляют, заворачивая носки ног внутрь, шаркают, сжав колени.
«Как обосрались и до сортира бегут!»
Лерка.
На то она и Лерка.
В фаворе у молодых парней широкие джинсы, которые волочатся по асфальту и широкие джемперы. Или же узкие джинсы и обтягивающие футболочки. А девушки одеты, словно картинки. Как из модных журналов. Такие красивые, что глаз не оторвать.
Вечером, когда мы с Леркой сидели в одном караоке-руме с корейской мапией (они не могут произнести звук «Ф»), я просто залюбовалась нашими двумя проститутками. Сначала, я, правда, решила, что эти две красавицы в умопомрачительных костюмах – это модели, подруги «мапии», как у нас.
«Мапия» на нас безумно обиделась. Но потом вновь утешилась и предложила научить нас нюхать с ней кокаин. Не будь со мною правильной Лерки, я бы непременно попробовала. Я все хотела попробовать: алкоголь, наркотики, секс… Но Лерка – это реинкарнация моей, помешанной на добродетели, бабки.
К слову сказать, история ничего не знает о том, как именно умер мой дедка. И умер ли… Так, в копилку семейных традиций.
– Кто препятствует сексу? – спрашивали мафиози, безошибочным мужским чутьем чуя мои потаенные мысли.
– Менеджер, – кося лиловым глазом на горку белого порошка, я мрачно ела зеленую грушу.
– Менеджер хванасо, – горячо подтверждала Лерка.
– Мапия?
– Менеджер – мапия?
– Мапия, – обреченно сказала я.
Наша «мапия» допила алкоголь, донюхала кокаин и забарав с собой корейских красавиц, отчалила в ночь.
– Какая мерзость! – высказалась Лерка.
Я стиснула себе горло и подтвердила, как можно искреннее: «Ужасно!»
– Я б в жизни так не смогла! – не сводя с меня глаз, сообщила Лерка.
Я не ответила. Боже мой! Что может быть противнее секса с симпатичными мужиками?..
II. Добро пожаловать в семью, или «Он – снова не для тебя!»
Эта же мысль терзала меня на вечеринке «фэмили».
Клуб был новый и по традиции, после работы все, за исключением нас с Леркой, уселись за составленные в один ряд столы. Мы все еще восседали с мапией, когда персонал клуба, включая мадам с ее девочками, Елену с нашими, официантов и руководства, начал рассаживаться. Я напряглась, заметив, что банда сворачивает свои инструменты. Занервничала, когда они тоже пошли за стол. И окончательно умерла, когда увидела, где сел мой красавчик.
Забыв, как ужасен этот печальный мир, Алька улыбалась певцу и, следуя традиции, двумя руками, подавала ему пиво.
– Убью суку! – забыв про мафию, прошептала я.
– Она такая беззлобная, – машинально напомнила Лерка. – Э-э-э, погоди-ка! Тебе, что?! Нравится этот хер?
Тут я вспомнила, что так и не открыла ей свое сердце и смылась на другой конец зала.
Господин Пак был пьян и лез обниматься. Я мрачно, не замечая вкуса, ела порезанные квадратиками листы сухой морской
