Тэлбот смотрел на нее и восхищался ее великолепными ногами, легким покачиванием узких бедер. Впрочем, он не удивлялся, что она вполне освоилась с ситуацией.
Элизабет всегда была уверенной в себе, и мужчин это обычно отпугивало. По крайней мере, большинство мужчин. Но его эта способность позаботиться о себе совершенно не пугала.
Он осторожно потер колени и убедился в том, что боль не проходит. К несчастью, выбора у него не оставалось: придется преодолеть нужное расстояние, невзирая на боль.
Тэлбот тяжело вздохнул, прислушиваясь к тишине, окутывавшей их. Лишь где-то наверху щебетали птицы, скрипели, шелестя листвой, сучковатые ветки. Зато напрочь отсутствовали монотонный шум оживленной автострады, смех переговаривающихся людей… Не было ни единого звука, напоминавшего о человеческом присутствии…
Он вдруг увидел, что Элизабет возвращается с торжествующей улыбкой на лице и небольшим чемоданчиком в руках.
— Я нашла его! — громко объявила она и уселась рядом. Чемоданчик был изрядно помят и исцарапан, но все-таки цел. — Я искала и твой телефон, но так и не обнаружила его.
Элизабет положила чемоданчик к себе на колени и раскрыла его.
Тэлбот тотчас почувствовал аромат земляники, которым, казалось, было пропитано содержимое чемоданчика.
Первой вещью, которую он заметил, была пара красных кружевных трусиков, и воображение мигом нарисовало ему вид обнаженной Элизабет в соблазнительном белье. Его сердце учащенно забилось, и он в очередной раз попытался избавиться от навязчивых мыслей.
Впрочем, она торопливо сунула белье вниз, во внутренний кармашек. Потом взялась за пластмассовую молнию и с шумом застегнула потайное отделение.
— Настало время позавтракать, и кукурузные хлопья и яблоки пришлись бы как нельзя кстати, — сказала она, и ее щеки слегка порозовели. — Не знаю, как ты, но я умираю от голода.
Тэлбот тоже умирал от голода, но его голод не имел ничего общего с желанием насытиться пищей. Он уже давно испытывал этот голод, стыдился его и злился на самого себя.
Он молча наблюдал, как она подняла пакет с чипсами, вывалившийся из сумки, потом бережно надорвала его и высыпала себе на ладонь горсть аппетитных хрустяшек.
— Надеюсь, поисковая команда доставит нам воду. Знаю точно: как только мы проглотим эти хлопья, нас замучает жажда, — констатировала она.
Тэлбот понимал, что пора сказать ей правду, но боялся это сделать. До сих пор она демонстрировала редкую стойкость духа. Но он не был уверен в том, как она отреагирует на то, что он собирался сказать.
— Кстати, о поисковой команде…
Элизабет встревоженно уставилась на него, забыв о еде.
— Да?.. — Ее веки дрогнули.
— Никакой спасательной команды не будет.
— Что ты имеешь в виду?.. Поисковая группа обязательно должна сюда прибыть. Разве ассоциация авиадиспетчеров не обращается в службу спасения и не высылает людей на поиски, если самолет исчезает с экрана радара? Неужели в аэропорту, где мы собирались садиться, не обратились куда следует в связи с тем, что мы так и не приземлились?
— Я летел не в аэропорт. Я собирался воспользоваться частным аэродромом одного из своих друзей и никого не предупредил.
— Ну, и что это значит? — Ее глаза сузились.
— А это означает, что такой полет не контролируется и никем не наблюдается… Разве что самим пилотом.
— Здорово! Почему же ты раньше не осчастливил меня своим признанием? — сухо поинтересовалась она и пододвинула к Тэлботу его долю кукурузных хлопьев.
— Поешь. Тебе нужно собраться с силами, чтобы ты мог, по крайней мере, помогать мне волочь тебя через лес…
Пока они с Тэлботом доедали оставшиеся хлопья и яблоки, Элизабет буквально разрывалась от переполнявших ее эмоций. Она сердилась на своего спутника за то, что по его вине едва не погибла в аварии, за отсутствие у него всякой осторожности. Да, разумеется, ведь Тэлбот привык всем управлять, и ему наверняка кажется, что весь мир принадлежит только ему…
Однако Элизабет понимала, что сейчас не время для выяснения отношений. Ей было известно, сколько энергии бесполезно сжигается в одной вспышке гнева. А она нуждалась сейчас в каждой унции энергии, чтобы вытащить их обоих из этого проклятого леса.
— Ты готов? — спросила она, когда они закончили завтрак.
— Ты сердишься на меня? — Он с трудом встал на ноги.
— Не болтай глупостей, — насмешливо проговорила Элизабет. — С чего ты взял, что я на тебя сержусь?
— У тебя дернулась левая бровь. Я давно заметил, что так всегда происходит перед тем, как ты выходишь из себя.
Элизабет дотронулась до своих бровей.
— Ну, хорошо. Допустим, я слегка раздражена, — призналась она.
— Так почему же не выпустишь пар? — спросил Тэлбот, и в голосе его прозвучала насмешливая нотка. — Неужели, когда сердишься, ты не кричишь и не ругаешься по поводу всего на свете?
— Что ты имеешь в виду? — Элизабет захлопнула чемоданчик и вскочила. — Если я стану обвинять тебя и нести прочий бред, мы вряд ли найдем выход из создавшейся ситуации. Я с юных лет приучила себя к тому, что когда мы срываем свое раздражение на других, то лишь прибавляем себе проблем. А что касается твоей излишней самоуверенности, то она всегда меня раздражала.
— Давай не будем обсуждать, какие качества нас раздражают друг в друге. Нам предстоит долгий путь, и надо приложить максимум усилий, чтобы отсюда выбраться. — Тэлбот сделал шаг, и его лицо тут же исказила гримаса боли.
Элизабет обняла его за талию, позволив ему тем самым перенести часть своего веса с пораненных колен на нее.
— Ты знаешь хотя бы приблизительно, куда нам идти? — спросила она, стараясь не раздражаться.
Тэлбот тяжело вздохнул и оглянулся вокруг, затем махнул рукой туда, где за частоколом деревьев еще виднелся обугленный остов «сессны».
— Я думаю, нам стоит идти в ту сторону.
— Ты уверен? — спросила Элизабет.
— Проклятье… Я, конечно, не совсем уверен, но ведь нужно хотя бы попробовать, верно? — ответил он, и в его голосе вновь прозвучали сухость и злость.
— Превосходно, — резко отозвалась Элизабет. — Только твое скверное настроение вряд ли облегчит участь твоих колен.
— Тогда пойдем, — сухо проговорил Тэлбот.
Они начали свое путешествие. Элизабет старалась поддерживать его, насколько хватало сил. Двигались медленно и не тратили энергию на разговоры.
Деревья росли очень тесно; подлесок представлял сплошную массу из спутавшихся корявых и сучковатых ветвей. Белки прыгали с дерева на дерево, недовольно хрустели зубками, поглядывая на незваных гостей, появившихся невесть откуда.
