Факультет иностранных языков или лингвистический, на который была принята Кейт, отец выбрал совсем не зря. Языки – это единственное, что всегда давалось ей легко. Кейт, которая от всех преподавателей в школе слышала нарекания в основном по поводу дисциплины и не поднималась в своих годовых результатах выше среднего балла, с детства знала два языка. Она без усилий могла общаться как на американском английском, так и на французском. Отец никогда не ставил себе цели выучить ее французскому, но иногда заговаривал с ней на родном языке, а она хватала, что называется, на лету. А в школе иностранный язык был единственным предметом, за который у нее выходил высший балл. Кейт ничего не стоило запомнить два десятка испанских слов, едва пробежав по ним глазами, и на следующем занятии без запинки выдать новый список из словаря. Казалось, эта способность была заложена в ней самой природой, как бы в противовес ее огромному, всепобеждающему нежеланию учиться вообще. Ну что ж, языки так языки, думал отец, если суждено ей получить диплом, пусть это будет Сорбонна. А если уж ее не заставят учиться тамошние преподаватели, значит, этого не сможет сделать никто…
Папа строго-настрого запретил ей жить где-либо, кроме как у бабушки и дедушки. Они жили в Париже, оба раньше преподавали в колледже, и француженкой была только бабушка, а дедушка был на самом деле англичанином, поэтому и фамилия у них была английской – Морганы.
Бабушка и дедушка оказались еще более противными и консервативными, чем отец: они не разрешали ей бродить по клубам до утра, не позволили взять напрокат мотоцикл или хотя бы скутер, мотивировав это тем, что ей тут нужно учиться, а не гонять с утра до ночи по улицам. Они заставили ее снять с себя кожаную «косуху» – неизменный байкерский атрибут… Правда, взамен ей Кейт тут же купила симпатичную мотоциклетную куртку под цвета французского флага – пусть знают! Но в ней было жарковато даже по ночам… И вообще, заявили они, современная молодежь совершенно перестала ходить пешком и слушаться старших…
А ведь на дворе был еще август, и она имела полное право отдыхать!
В общем, уже в первые три дня Кейт захотелось свалить от бабушки и дедушки куда подальше, хотя они жили в центре города, в очень удобном и красивом районе. Как вариант, оставалось, конечно, общежитие, но у нее созрел другой план.
Многие студенты, приехавшие из-за границы, снимали квартиры в городе, и Кейт решила последовать их примеру. Она позвонила отцу и заявила, что не может больше жить со стариками, это ущемляет ее свободу, но главное – портит им здоровье, а ведь они уже пожилые люди, им надо беречь свою нервную систему… и так далее…
– Тебе нужны деньги на квартиру, в которой будет проживать твой ненаглядный? Хотел бы я, чтобы он сам вызвался ее оплатить, – ворчливо заметил отец.
Кейт вздохнула и мысленно отметила, что тут у них с отцом впервые совпали желания, но Жан, увы, не собирается жить с ней.
– Но, папа, он же…
– Бросил тебя, а ты кинулась его догонять.
– Папа! Ну что я буду делать в общежитии? Там же комнатки такие маленькие! Мне будет мало места.
– Скажи, что туда не будут пускать твоего Жана, если ты, конечно, его догонишь и вернешь… Да и зачем тебе много места? На одного человека вполне достаточно. Ты знаешь, как в мои времена жили в колледже?
– Папа, – Кейт застонала, – не надо!
Господи, действительно, как же она будет приглашать к себе в гости Жана? А уж привести его в дом к старикам, которые с апреля месяца невзлюбили его, было бы верхом легкомыслия. Так он точно к ней не вернется. Тут нужна своя квартира, с просторными комнатами. С большой спальней… Она вздохнула. И маленьким гаражом во дворе. Как же плохо без мотоцикла!
– Кейт! Ты оглохла?
– Что папа?
– Где твой мотоцикл?
Она потеряла дар речи. Черт побери! Ведь ее родной, любимый Харли остался в том доме, на другом конце города от родителей и теперь стоит там совсем один! Она даже не подумала о нем, уезжая! Часто вспоминала, жалела, но ей даже в голову не пришло позаботиться о его «переселении». Теперь туда могут приехать другие люди и кататься на нем, а то и продать! Кейт тихо заскулила от этой страшной мысли.
– Папа! Папочка! Забери его к себе!
– Кого?
– Харли. Ты же сам мне его купил. Тебе же должно быть его жалко!
– Да, хорошо. Если новые жильцы не выкинут меня за калитку.
– Там еще никого не будет неделю. Папа! Ну пожалуйста! Ключи в обычном месте.
– Я же сказал, что заберу. Перестань ныть, Кейт.
– Ладно, папочка. Но денег на твоем месте я бы все-таки выслала.
– Так. Может, мне взять свое обещание обратно?
– Нет-нет! Я пошутила!.. Ладно уж. Поживу пока у дедули с бабулей.
– Ты всегда можешь перевестись в общежитие. Сходи хотя бы посмотри на эти домики. Может, тебе понравится. Там целая улица, насколько я помню, очень красиво.
– Там нет Жана, – прошептала она.
– Что?
– Это я так. Пока, пап. Привет всем…
Она положила трубку и несколько секунд стояла в оцепенении, разглядывая паркетный пол дедушкиной гостиной.
М-да. Надо искать работу. От папаши денег не дождешься. Ну если только выйти в бакалавры досрочно…
А ведь папа прав. Пусть Жан оплатит ее жилье. Ведь потом, когда все будет хорошо, они не смогут жить у его родителей! Он обязательно вернется к ней. Он, наверное, уже пожалел о своем поступке и ищет ее… А она тут, во Франции… Стоп. И впервые за много-много месяцев совместной жизни ей пришел на ум вопрос, который, впрочем, уже задавал ей Жан…
Ты ни разу не видела моих родителей. Тебе не приходило в голову, что мне следовало бы вас познакомить?
А ведь так и есть! Они целую неделю были в Париже тогда, в апреле… У нее сжалось сердце от мелькнувшей догадки. Неужели он и вправду никогда не собирался жениться на ней?
Кейт мрачно собралась, повертелась для порядка перед зеркалом и неожиданно для себя самой направилась в сторону жилых корпусов Сорбонны.
Побродив немного между зданиями, не найдя в них ничего прелестного и почему-то отметив, что тут и разогнаться-то негде, она уселась на ту же скамейку, что и в апреле. А может быть, на другую, но похожую, и уставилась в одну точку невидящим взглядом. Надо было что-то решать с проживанием и разобраться с Жаном. Неужели он такой подлец?
– А, мадемуазель, здравствуйте! – Перед ней снова стоял тот самый сумасшедший Бернар и радостно улыбался. – Вот мы и встретились.
– Да уж, – недовольно пробормотала она.
– А я и не сомневался, что увижу вас снова.
– Я тоже. Вы, наверное, живете на этой скамейке?
– Нет, но поджидаю вас с самого апреля. Вы просто обязаны были поступить и, мне кажется, поступили. Не так ли?
